фл.семафором слава флоту
исполнить цепочку-на главную в кубрик-на 1 стр.
  • главная
  • астрономия
  • гидрометеорология
  • имена на карте
  • судомоделизм
  • навигация
  • устройство НК
  • памятники
  • морпесни
  • морпрактика
  • протокол
  • сокровищница
  • флаги
  • семафор
  • традиции
  • морвузы
  • моравиация
  • мороружие
  • словарик
  • кают-компания





  • История войн на море

    (из одноименной книги А.Штенцеля)

     

    Крымская война




    Часть четвертая

     
    Эпоха пара и брони

    Глава I

     
    Крымская война 1854-1856 гг.

    Обстановка перед Крымской войной

     

     

    Войны паши Египта Мухаммеда Али с Турцией в 1830-х гг. ясно показали России всю слабость Порты, а потому в начале 1850-х годов Петербург вернулся к политике Екатерины в отношении Турции и выступил покровителем христиан на Балканском полуострове. Сыграл свою роль также неудачный для России исход противостояния между православной и католической церквями за право обладания святыми местами в Палестине. Положение «больного человека» — Турции представлялось как нельзя более подходящим для заключения союза с ее вассалами на Балканах для оттеснения османов в глубь Азии. Казалось, что другие великие державы склонны с этим согласиться. Франция была поглощена событиями во внутренней политике, так как Вторую Республику 1848 года в конце 1852 года сменила Вторая же Империя. Правда Англия относилась настолько отрицательно к расширению сферы русского влияния, что предложенная ей компенсация в виде Египта и Крита не показалась Лондону достаточной. Эта ведущая морская держава считала краеугольным камнем своей внешней политики сохранение так называемого «европейского равновесия» и старалась всегда и везде поддерживать его.

    Император Николай I полагал, что на совместные действия обеих этих западных держав ни в коем случае рассчитывать не приходится и, движимый негодованием за неудачу в деле установления покровительства православной церкви над Святыми местами, решил взять инициативу в свои руки и быстро начать энергичные действия против Турции. В начале марта 1853 г. он предъявил Порте через своего чрезвычайного посла, адмирала князя А. С. Меншикова категорическое требование: турецкие подданные православного вероисповедания должны находится под защитой и покровительством русского императора. Этим война между Россией и Турцией была решена. Летом русские войска вступили в оба дунайских княжества, Молдавию и Валахию, которые должны были, по мысли Николая, послужить «залогом» для дальнейших переговоров. В начале октября Турция объявила России войну и собрала большую армию на Дунае под начальством Омер-паши.

    В 1853 году Россия располагала в Черном море, в Севастополе, более чем 130 судами различного ранга, имевшими порядка 2600 орудий. В их числе было 15 линейных кораблей (4 — 120-пушечных), 11 фрегатов и корветов, 50 более мелких парусных судов, 11 пароходо-фрегатов и примерно две дюжины небольших пароходов, а также около 30 гребных канонерских лодок. Личный состав насчитывал 1450 офицеров и 33 000 нижних чинов, а для береговой службы имелось приблизительно 20 000 человек морских команд.

    Турецкий флот состоял из 6 линейных кораблей и большого числа мелких парусников, имелось также несколько пароходов. Подготовка личного состава была неудовлетворительна. Из мест базирования достойны упоминания лишь Константинополь и Синоп на северном побережье Малой Азии, но и там верфи и арсеналы находились далеко не в блестящем виде.

    Уже в середине июня английской флот Средиземного моря под командой вице-адмирала Дандаса в составе 7 линейных кораблей и 8 фрегатов стоял на якоре в Безикской бухте у входа в Дарданеллы, между тем как 23 марта вице-адмирал де Лассюс вышел в море из Тулона на восток, имея под своей командой 9 линейных кораблей, 4 фрегата и несколько пароходов. Флагманским был новый винтовой 90-пушечный линейный корабль «Наполеон».

    Однако, вероятно в силу недостаточно определенных инструкций командования, французский адмирал, вместо необходимых в сложившейся международной обстановке быстрых действий, медленно лавировал против слабых восточных ветров, не воспользовавшись своими пароходами для буксировки парусников, и прибыл на Восток только через три месяца. Чтобы сгладить впечатление от его медлительности, Лассюса тотчас же заменили вице-адмиралом Гамеленом.

    Но лишь в конце октября соединенные эскадры западных держав миновали Дарданеллы, нарушив запрет Лондонской конвенции 1840 г. на проход военных судов, и стали на якорь у Константинополя, ожидая нападения России. В конце концов союзный флот расположился в Босфоре. «Наполеон» и пароходы служили для буксировки парусных судов, причем первый с двумя линейными кораблями на буксире развил скорость свыше 8 узлов.

    Тем временем переговоры в Вене, задерживавшие движение Омер-паши на Бухарест, окончились безрезультатно, и турки усилили свои войска на Дунае и в Малой Азии. Для защиты последней к ее северным берегам был послан вице-адмирал Осман-паша с 7 фрегатами, включая 4 больших (в числе которых был один колесный пароходо-фрегат), 3 корветами и 2 пароходами, правда, плохо вооруженными и укомплектованными. В конце ноября он стал на якорь у Синопа.

    Командовавший в Черном море русский вице-адмирал Нахимов был вскоре об этом осведомлен и выслал три корабля на разведку. Несмотря на то, что эти разведчики были замечены, Осман-паша все-таки остался со своими слабыми силами на открытом рейде, не веря, что русские нападут на него в виду близости союзного флота. Но флот этот имел лишь распоряжение не допустить атаки на Константинополь.

    Нахимов со своей эскадрой в составе трех 80-пушечных линейных кораблей, 2 фрегатов и 1 брига выждал подкрепление из Севастополя — 3 трехдечных 120-пушечных корабля и 30 ноября начал атаку, хотя к нему еще не присоединился контр-адмирал Корнилов со своими тремя пароходами. Турецкая эскадра, поддерживаемая двумя береговыми батареями, стояла на шпринге под берегом в линии, слегка изогнутой в виде полумесяца.

    В 10 часов утра Нахимов, отправив к западу дозорные суда, подошел под лиселями при свежем северо-восточном ветре, в строе двух кильватерных колонн из шести линейных кораблей, и около полудня стал на якорь в расстоянии 2-3 кабельтовых от турок. Последние открыли сильный огонь, на который русские ответили тем же. Через несколько минут один из турецких фрегатов взлетел на воздух, береговая батарея вынуждена была замолчать, другой фрегат вскоре постигла подобная же участь.

    Русские так искусно маневрировали, завозя верпы, что через час неприятельский огонь почти смолк, а к 2 часам пополудни и совсем прекратился. К половине третьего три турецких фрегата были объяты пламенем, на берегу в нескольких местах вспыхнули пожары. В виду того, что русские фрегаты под конец вступили в бой и для этого стали на якорь, турецкому пароходо-фрегату удалось выйти в море и после короткой перестрелки ускользнуть от подошедших в это время к Синопу трех русских пароходов под начальством Корнилова.

    Турецкая эскадра была уничтожена главным образом гранатами из бомбических пушек противника. При этом уцелел только один фрегат, команда которого в начале боя спаслась на берег. Но в остальном турки сражались очень храбро, и большинство погибло со своими судами. Осман-паша был смертельно ранен.

    Этот блестящий успех русского оружия вызвал чрезвычайно резкую реакцию западных держав. Союзный флот теперь получил предписание выйти в Черное море и силой препятствовать дальнейшим враждебным действиям России против турок. Для сообщения об этом русскому адмиралу в Севастополь был послан пароход-фрегат, который, во время тумана никем не замеченный, стал на якорь в гавани.

    В начале января 1854 года союзники вошли в Черное море. Две дивизии, одна под начальством английского, другая французского адмирала, конвоировали турецкие транспортные пароходы с войсками до Трапезунда и Батума, после чего союзный флот, за исключением пароходов, вернулся в Босфор. Дальнейшие переговоры не привели ни к каким результатам, и в конце марта западные державы объявили России войну, одновременно заключив союз с Турцией. Тем временем турки на Дунае были оттеснены, так что союзный флот подошел для прикрытия их правого фланга к западному берегу Черного моря и стал на якорь севернее Варны у Балчуга.

    В начале 1850-х г. личный состав английского флота состоял из 28 000 матросов и юнг, 11 000 морских солдат, а во время войны это число соответственно возросло до 54 000 и 16 000, так что количество матросов почти удвоилось. К этому времени было готово с полдюжины винтовых 80-130-пушечных линейных кораблей, из которых первым вошел в строй в 1852 году «Агамемнон», 4 винтовых фрегата, вооруженных 31-51 орудиями, и 6 железных винтовых пароходов. Эти корабли уже вооружили крупнокалиберной артиллерией, хотя опыты с нарезными орудиями еще не были полностью закончены. Применялись также улучшенные ракеты Конгрева и гранаты Шрапнеля.

    Отрицательным следствием долгого мирного периода после наполеоновских войн являлся чрезмерный возраст офицерского корпуса, особенно на высших должностях, несмотря на то, что в 1816 году были беспощадно уволены в отставку тысячи офицеров. Все таки в 1818 году во флоте состояло еще около 900 капитанов 1 ранга, из которых в конце сороковых годов несколько человек достигло 70-летнего возраста. Не удивительно, что всем старшим флагманам было за 70 лет, а многие уже находились на исходе восьмого десятка. В 1841 году было около 900 капитанов 2 ранга и 1500 лейтенантов, находившихся свыше 25 лет в своем чине.

    В 1854 году вице-адмиралу Дандасу было 69 лет, адмирал сэр Чарльз Нэпир, командовавший в Балтийском море, был годом моложе, контр-адмиралы Лайонс, Прайс и Чэдс были 64-х и 66-ти лет. Очевидно, что многие из этих офицеров уже не могли отвечать полностью всем служебным требованиям. В 1851 году приказом по флоту число старших офицеров было значительно уменьшено — до 100 адмиралов, 350 капитанов 1 ранга и стольких же капитанов 2 ранга, так что до 1856 года около 220 флагманов, 370 капитанов и 450 капитанов 2 ранга вышло в отставку, но во время войны чрезмерный возраст офицерского состава был еще очень заметен.

    Артиллерийские роты, причисленные в 1805 году к дивизиям морской пехоты, были в 1854 году от них отделены, увеличены и сведены в отдельный Корпус морской артиллерии 14-ти ротного состава. В 1853 году было положено начало созданию постоянных обученных кадров матросов и унтер-офицеров: во флот принимались сотни юнг, и часть их получала специальную подготовку, но положительные результаты этой системы сказались лишь много лет спустя.

    Еще раньше, чем в Англии, французы удлинили готовые и еще находящиеся на стапелях линейные корабли вставкой в средней части и снабдили их винтовыми двигателями в 500 лошадиных сил, а в середине 1852 года спустили первый винтовой 92-пушечный линейный корабль «Наполеон» в 900 лошадиных сил с четырехлопастными винтами, построенный по проекту Дюпюи де Лома. Этот корабль давал под парами 14, под парусами при полном ветре 13,5 и в бейдевинде 11 узлов — результат в общем блестящий. Благодаря своим защищенным машинам и не загроможденным кожухами колес бортам, он являлся сильнейшим военным кораблем своего времени. Как и материальная часть, личный состав находился во французском флоте на высоте. Французы далеко оставили позади англичан, своего главного соперника, но они не смогли использовать свое превосходство, как это случалось и в эпоху парусного флота.

    Тянущееся с юго-востока на северо-запад от Батума до Одессы северное побережье Черного моря прерывается в северной своей половине Азовским морем, вдающимся вглубь материка, и Крымским полуостровом — довольно пустынным степным пространством. Входом в Азовское море служит Керченский пролив, Крымский полуостров связан на северо-западе с материком низменным перешейком Перекоп. Выдающаяся к югу крайняя оконечность полуострова имеет в восточной своей части довольно обширную Евпаторийскую бухту. Недалеко от южной оконечности Крыма находится Севастопольский порт со входом с запада, и на самой южной оконечности полуострова лежит узкая Балаклавская бухта. В юго-восточной части Крыма находятся горные кряжи и лесистые пространства, вплоть до Балаклавы, а окрестности Севастополя очень холмисты. Между Перекопом и Одессой в береговую линию вдается лиман Днепра и Буга — большой залив, в устье которого стоит Очаков и южнее на другом берегу сильно укрепленный Кинбурн. Выше по течению Днепра — Херсон, и на Буге — Николаев — важные портовые города. В рассматриваемое время Черное море было еще мало гидрографически обследовано, а поздней осенью там господствуют сильные штормы.

    В смысле господства на Черном море положение Севастополя крайне выгодно: он находится в середине, напротив Босфора, может прикрывать устья Дуная, лиман Днепра и Буга, Одессу и лежит недалеко от входа в Азовское море. С другой стороны, положение его, как военного порта, опасно вследствие изолированности со стороны суши: Перекопский перешеек легко перекрыть, также легко прервать сообщение с востока через Керчь. Через мелкое Азовское море к северо-восточному берегу полуострова с Дона могут проходить лишь небольшие суда, так что владеющий морем в известной степени контролирует уже и Крымский полуостров.

    Севастопольская бухта с маленькими заливами на южной стороне представляет из себя прекрасный военный порт с удобными входами и обширными якорными стоянками для большого флота. Владеть Севастополем, значит владеть Крымом и господствовать над Черным морем. Далее к западу от входа в порт и до мыса Херсонес лежат еще несколько небольших бухт из которых самой защищенной является Камышовая.

     

    Первый год Крымской войны, 1854 год

     

    Известие о том, что России 27 марта объявлена война, Дандас получил 9 апреля, а Гамелен пять дней спустя. Уже 17 апреля первые отряды французской экспедиционной армии высадились у Галлиполи для защиты Константинополя и Адрианополя. Объявление войны нарочно было задержано, чтобы иметь возможность приготовиться к операциям в более широком масштабе.

    20 апреля союзный флот стал на якорь на рейде Одессы, порт которой образуется двумя молами, выходящими в море от прямого в этом месте берега. 22 апреля слабо укрепленный город был обстрелян 5 английскими и 3 французскими колесными пароходами, маневрировавшими на рейде, и шлюпками с ракетными станками. Бомбардировка продолжалась около полусуток, на берегу и в порту было произведено довольно много разрушений, укрепления принуждены к молчанию, на кораблях потери были незначительны, но и особых результатов эта экспедиция не дала. С точки зрения военно-морской истории ее можно отметить как единственное более или менее крупное столкновение, в котором участвовали колесные пароходы.

    В течение последующих дней союзники послали небольшие отряды в восточную часть Черного моря, которые вступили в бой и взяли несколько береговых укреплений. Главные силы в это время произвели рекогносцировку у Евпатории и Севастополя, в последнем было установлено присутствие 10 линейных кораблей, 8 фрегатов и корветов и 5 пароходов, не считая 4 линейных кораблей и многих мелких судов, стоявших у верфи. В конце мая весь союзныйф лот опять соединился у Балчуга.

    После этих почти бесцельных предприятий перешли к блокаде Дуная, чтобы прервать подвоз продовольствия для русских войск. В то же время у Галлиполи собралось 32 000 французов под начальством маршала Сент-Арно и 18 000 англичан под командой генерала лорда Раглана, не имевших определенной задачи. Оба командующих решили перевезти свои войска в Варну. Линейные корабли остались для их защиты, а фрегаты отправились к Севастополю. Отправка войск происходила частью по суше, частью морем на вновь прибывших под командой вице-адмирала Брюа французских кораблях и зафрахтованных английских купеческих судах, так что английские военные суда оставались свободными для охраны транспортов.

    Стычки происходили только у устьев Дуная. Разведка, произведенная в середине июня у западных берегов Крыма, показала, что русскими организована превосходная дозорная служба. Тем временем их войска отошли на северный берег Дуная и союзные войска у Варны снова остались без дела. Командующие союзников колебались: как наступление от Варны, так и высадка хотя бы у Одессы, казались слишком рискованным предприятием для армии, насчитывающей только 50 000 человек.

    Но решение необходимо было принять. К этому принуждали вспыхнувшие на берегу и на кораблях болезни, главным образом холера. Так, например, оба французских флагманских корабля потеряли в течение двух недель 600 человек из 2000, а во французской армии убыль умершими и вышедшими из строя достигла почти 50%. Несмотря на то, что Дандас был решительно против непосредственных действий против Крыма и Севастополя, предложение генералов одобрили в Лондоне и Париже. Шестого июля был получен приказ об экспедиции в Крым. Наполеон нуждался в военных успехах, а общественное мнение Англии для своего успокоения требовало русского поражения. Целью союзников был захват неожиданным нападением военного порта и русского флота, что и должно было послужить основанием для дальнейших предприятий.

    После долгих приготовлений в конце июля адмиралы Дандас и Брюа, совместно с обоими главнокомандующими, произвели разведку южной и восточной сторон Крымского полуострова, сопровождавшуюся диверсией перед Одессой. Решение о высадке войск было окончательно принято, хотя сила укреплений и численность русских войск оставались неизвестны. Достоверно знали лишь, что батареи морского фронта Севастополя очень сильны, а в гавани находятся наготове 16 линейных кораблей и 11 пароходо-фрегатов. Высадку предполагали произвести неожиданно для противника у устья реки Качи к югу от Евпатории.

    В августе холера сильно свирепствовала на судах союзников, особенно французских, где умерло свыше 1000 человек, причем только на одном из линейных кораблей 230 человек. Все предприятие было крайне рискованным в виду эпидемии, нехватки снабжения и отсутствия осадных парков. К тому же у французов не было ни одного транспорта. Кроме того Сент-Арно требовал, чтобы десантный корпус состоял из 100 000 человек, а их было вдвое меньше.

    Все протесты адмиралов не были приняты во внимание начальниками сухопутных войск. Тщетно флотоводцы указывали на отсутствие хороших гаваней, на то, что открытые рейды опасны во время штормов, подвоз снабжения крайне затруднителен, а в виду противника обратная посадка войск на суда немыслима. Высаженные войска должны были остаться без всего необходимого.

    И наконец, самое удивительное — это план, выработанный союзниками для перевозки войск. Вместо того, чтобы заблокировать русский флот в Севастополе и тем обезопасить переход транспортов с войсками, они решили только прикрыть их конвоем из военных судов. Конечно, эта роль выпала лишь на долю английских кораблей, так как французские были битком набиты войсками. Не было даже организовано наблюдение за стоявшим в гавани неприятельским флотом. Странным кажется то, что старшие флагманы остались на парусных линейных кораблях, между тем как младшие находились на винтовых судах. Столь же фантастичен, как переход морем, был и план десантирования: предполагалось высадить сразу 30 000 человек, без палаток, всего с несколькими батареями артиллерии и небольшим количеством припасов, несмотря на то, что у западного берега Крыма часто бывал довольно сильный прибой.

    В Варне были посажены на суда 28 000 французов с 3000 лошадей, 24 000 англичан и 8000 турок. Для перевозки войск французы предоставили 15 линейных кораблей (из них 4 винтовых), 5 парусных фрегатов, 35 военных пароходов, 80 парусных транспортов и 40 судов для перевозки провианта, англичане — 150 больших коммерческих судов, в том числе много паровых, турки — 9 линейных кораблей и 4 парохода. Прикрытие осуществляли 12 английских линейных кораблей и столько же фрегатов. Вся эскадра состояла из 350 судов.

    Шаланды для высадки войск были приобретены в Константинополе. Часто производились учения по посадке в шлюпки. Полевые батареи с прислугой и лошадьми должны были отправиться на пароходах и высадиться в первую очередь, чтобы сразу поддержать пехоту. Для высадки артиллерии предполагалось связывать вместе по две шаланды.

    Посадка на суда французских экспедиционных войск продолжалась с 31 по 2 сентября. Некоторые линейные корабли приняли сверх 1000 человек собственной команды еще около 2000 десантных войск и были в виду этого почти совсем неспособны к бою. Англичане, задержанные плохой погодой, закончили посадку лишь 7 числа. Несмотря на это, первый эшелон французских транспортов из 14 парусных судов покинул рейд уже 5 сентября без всякого конвоя, и находился трое суток в море совершенно беззащитным. Из английских линейных кораблей, назначенных для охраны транспортного флота, только на одном имелась паровая машина.

    Английский способ перевозки войск оправдал все надежды. Отчасти это было вызвано тем, что учрежденное специально для этих целей в 1689 году, расформированное в 1817 году и вновь восстановленное через 15 лет как составная часть флота т. н. «Отделение морских транспортов» успело накопить достаточный опыт. Немаловажным обстоятельством надо считать и то, что в 1854 году английский торговый флот насчитывал уже 1700 пароходов с общим водоизмещением в 326 000 т. В походном строю транспорты, перевозившие главные силы, шли шестью кильватерными колоннами, состоявшими из 10 парусных судов и 5 пароходов каждая, при чем каждый пароход вел на буксире два парусных судна. Полдюжины пароходов было наготове для замены буксиров. Конвой составляли 9 английских линейных кораблей и 5 фрегатов.

    8 сентября англичане догнали французов и турок у Змеиного острова. Здесь произошел инцидент, как нельзя лучше осветивший все недостатки совместных операций союзников, не имеющих общего начальника. Среди французских генералов вдруг возникли сомнения: они почему-то нашли более удобным высадиться не у Качи, а в другом месте, лучше всего у Феодосии к западу от Керчи. Движение же на Севастополь они считали слишком опасным. Прямо во время перехода все генералы и адмиралы собрались на совет и пришли опять к согласию лишь благодаря дипломатическому искусству лорда Раглана. Решили произвести новую рекогносцировку западного берега Крыма, что и было сделано 10 числа целой комиссией. Флот в это время стоял на якоре в открытом море. Образ действий совершенно непонятный, если принять во внимание предшествовавшие всему этому основательные дискуссии, тянувшиеся целыми месяцами!

    Так как и у устья Качи и у лежащего севернее устья Альмы были замечены лагери неприятельских войск, то пришли к решению произвести десант еще севернее, в 12 милях от Евпатории. Перед этим же решили занять Евпаторию, где глубина рейда допускала высадку под прикрытием тяжелой судовой артиллерии. 11 сентября лорд Раглан вернулся к флоту, который снялся ночью с якоря и стал вечером 12 числа недалеко от Евпатории. На следующий вечер флот отдал якорь у самой Евпатории, которая тотчас же была занята десантом. Все эти задержки совершенно непонятны, так как погода все время была благоприятна. Они только затягивали выполнение этого большого и довольно рискованного предприятия.

    Только в 6 часов утра 14 сентября транспортный флот двинулся в поход, и два часа спустя стал на якорь в выбранном месте, при чем первая линия находилась на расстоянии 600 метров от берега. По плану высадки, выработанному контр-адмиралами Лайонсом и Буэ-Вильомецом, ее следовало произвести при помощи всех шлюпок с военных кораблей. Но сделать этого не удалось, так как корабли стали на две мили мористее, чем предполагалось. В 7 часов 45 минут началась посадка в них французских войск, через полчаса они достигли берега и через час уже более 6000 человек под начальством генерала Канробера было на берегу. В половине первого пополудни уже были высажены три дивизии и 18 орудий с передками и лошадьми, а к вечеру выгружено 50 орудий, палатки и припасы на четыре дня. Англичане начали в 9 часов, но их кавалерия была высажены лишь 15 числа после полудня, так как утром был сильный прибой. Все прошло быстро и вполне удачно. Одновременно с этим отряд из нескольких фрегатов и пароходов действовал у устья Качи и заставил находившиеся там части русских войск отступить к югу.

    По позднейшим русским данным русский флот не мог выполнить своего намерения атаковать транспорты во время перехода и высадки из-за того, что в течение этих дней у западных берегов Крыма был штиль или господствовали слабые противные ветры. Вернее же, что причиной было отсутствие дальновидности и энергии у его начальников. Таким образом, весь переход и высадка десанта сопровождались редкостно удачным стечением обстоятельств. Но все-таки на переход в 250 миль ушло почти 9 суток, несмотря на предварительную подготовку в течение многих недель и множество совещаний. Это являлось, конечно, результатом нерешительности и разногласий среди начальников, несоблюдения принципа единства командования. Принимая во внимание, что детали все были основательно продуманы, становится ясным, насколько успешнее все могло пройти, если бы власть находилась в одних руках. Большие недостатки выявились в деле планирования у англичан, их начальники и штабы не выказали предусмотрительности и рассудительности. Служба Генерального штаба была совершенно незнакома английской армии. Иначе обстояло дело у французов, но они подвергли все дело крайней опасности своей нерешительностью, когда операция уже развивалась. Если бы хорошая погода продержалась на сутки меньше, то возможна была и полная неудача. В общем, как в армии, так и на флоте выявилась слабая готовность к войне.

    С места высадки союзные войска двинулись 19 сентября к югу. Англичане, не имевшие с собой палаток и получившие их только 18-го, до этого времени сильно страдали от проливных дождей. В сражении на Альме 20 сентября, где 57 000 союзников противостояли 35 000 русских, последние были вынуждены отступить, но общее утомление не позволило использовать победу. Во время боя небольшие паровые суда поддерживали своим огнем правый фланг союзников. Флот следовал движениям армии, идя вплотную к берегу, и принял на себя заботу о раненых. Армия пока представляла из себя нечто вроде мобильного авангарда.

    После этого сражения Дандас хотел форсировать вход в Севастопольскую бухту, но затем этот план отверг, не желая в виду позднего времени года подвергать большой опасности свою главную базу — флот, хотя укрепления северной стороны вероятно пали бы. Кроме того сделали ошибку, не прервав сразу тыловые сообщения русской армии.

    Произведенная 22 числа рекогносцировка установила, что поперек входа в гавань, между фортами «Константин» и «Александр» и снаружи мачтового бона были поставлены 5 линейных кораблей и 2 фрегата, так, чтобы они не мешали огню береговых батарей. Между ними были протянуты цепи, но между вторым и третьим кораблем, считая с юга, был оставлен проход, из чего можно было заключить, что главные силы русского флота готовы к выходу. В гавани находились: 4 трехдечных корабля (120 пушечных), 11 двухдечных (84 пушечных), 7 фрегатов (44-60 пушечных), 4 корвета (18 пушечных), 8 бригов, 11 пароходо-фрегатов и 40 мелких судов.

    Командование флотом и укреплениями морского фронта было с самого начала в руках вице-адмирала Нахимова. Укрепления сухопутного фронта находились под командой генерал-адъютанта вице-адмирала Корнилова, так как князь Меншиков в начале войны еще оставался в Николаеве.

    Сторожевая служба у входа в гавань была хорошо организована, но среди мер против нападения упускалось из виду одно: возможность выхода флота, которому предписывалась чисто оборонительная деятельность. Лишь в немногих исключительных случаях Корнилов предполагал атаковать стоящий перед портом неприятельский флот. Самый благоприятный случай — напасть в тумане пароходами на часть флота противника, остался не использованным. На сухопутном и морском фронте Севастополя сооружались новые батареи, часто производились учения и была достигнута высокая степень боевой подготовки.

    21 сентября на военном совете — вопреки предложениям Корнилова, желавшего теперь выйти в море, атаковать противника и по меньшей мере погибнуть с честью — было принято важное решение: затопить на входе в бухту самые старые корабли и употребить их артиллерию и команду для усиления гарнизона. Корнилов протестовал против этого решения, но Меншиков, приявший на короткий срок командование, приказал привести его в исполнение вечером 22 числа. Сам он вскоре после этого покинул Севастополь с частью войск, намереваясь угрожать противнику, заняв позицию на его фланге, и обеспечить свои тыловые сообщения — решение вполне разумное.

    Севастополь расположен на западном берегу узкой Южной бухты, примыкающей с юга к Северной бухте, направление которой приблизительно с востока на запад. Размеры последней: длина 3,5 мили, ширина 1,4-1,2 мили, глубина 11 метров. На восточном берегу Южной бухты лежит верфь со всеми арсеналами. Город, военный порт и верфь с суши были окружены линией постепенно возведенных и связанных между собой сильных укреплений, из которых особого внимания заслуживают Центральный бастион на юго-западном участке, Большой Редан в юго-восточном и сильно защищенный Малахов курган на востоке.

    Из укреплений морского фронта следует упомянуть с южной стороны (начиная с запада) Карантинный форт (60 орудий, из них 33 крупнокалиберных, направленных в море), форт Александр (90 орудий, из них 17 крупнокалиберных, направленных в море), Артиллерийский форт (60 орудий), форт Николай (190 орудий) и форт Павел (86 орудий). С северной стороны, начиная из глубины бухты: батарея № 4 (35 орудий), расположенная против форта Павел, Михайловская батарея (90 орудий), форт Константин (110 орудий, из них 23 направленных в море), Телеграфная батарея (20 орудий), батарея Волохова (40 орудий) и дальше от берега на возвышении — Северный форт.

    Таким образом, с трех наружных фортов (Карантинный, Александр и Константин) могли вести огонь в море 73 крупнокалиберных орудия, частью стоявших в казематах, частью стрелявших через бруствер.

    При дальнейшей постройке укреплений особенно отличился инженерный подполковник Тотлебен, который и был в известной степени душой все обороны. По его свидетельству, в сторону моря могло действовать лишь 142 орудия.

    На южном берегу под обстрелом батарей находились три небольшие бухты: самая внутренняя — Килен-бухта, затем Артиллерийская и Карантинная бухты. Дальше к западу лежали бухты Стрелецкая и Камышовая — последняя представляла из себя закрытую якорную стоянку. Гарнизон Севастополя состоял в начале войны из 10 000 человек сухопутных войск и такого же числа морских команд, не считая 7000 человек на судах.

    Затопление судов в проходе в самом начале осады ничем не оправдывается, и эту меру приходится считать неправильной, как с точки зрения стратегии, так и тактики. И без этого можно было выделить часть команд и орудий на укрепления сухопутного и берегового фронта, а затопить суда всегда хватило бы времени. Конечно, в любом случае флот должен был участвовать в обороне Севастополя, как своей единственной базы, но для этого незачем было его топить. В той же мере, как русские лишали себя возможности воспользоваться своим флотом в море, у союзников освобождались пушки и люди для действий на берегу.

    Противник при этом получал больше сил для нападения, чем русские для обороны, теперь нападающие были хозяевами на море и могли в полной безопасности подвозить припасы, снаряды, материалы и подкрепления. По меньшей мере, тогда следовало бы закрыть для союзников и остальные бухты. В этом случае еще трудно сказать, когда бы они могли перейти к атаке крепости.

    Затоплением судов был нанесен тяжелый удар духу флота, тогда как энергичное наступление могло в корне пресечь всю десантную операцию союзников. Теперь же, после потопления кораблей, нельзя было думать о действиях в море, выход был слишком затруднителен, оставшиеся суда не готовы к бою и противник слишком силен.

    В ночь с 24 на 25 сентября по получении известия о затоплении русских кораблей союзниками был собран военный совет. В виду того, что высадка осадных парков и припасов на северной стороне была слишком рискованна, а также и потому, что они нашли невыгодным атаковать форты северной стороны, казавшиеся боле сильными, союзные командующие пришли к решению атаковать Севастополь с юга.

    Обстановка для атаки там была найдена более благоприятной по двум причинам: во-первых, расположенная к югу Балаклавская бухта могла послужить хорошим опорным пунктом, а во-вторых, считалось, что укрепления южного фронта слабее. Первоначальный план атаковать Севастополь с севера флотом и армией теперь можно было окончательно отбросить, так как русского флота уже не приходилось опасаться. Вследствие этого союзники приступили к выполнению флангового марша на южную сторону Севастополя.

    На следующий день вечером серьезно заболел маршал Сент-Арно и командование принял генерал Канробер. Сен-Арно скончался 30 сентября, но он еще участвовал в принятии этого важного решения. Стоявшие на крайнем левом фланге англичане перешли речки Бельбек и Черную, причем их авангард столкнулся в густом лесу с арьергардом Меншикова. 25 сентября их головные части прибыли в Балаклаву одновременно с первыми судами под командой Лайонса. Последний даже вошел со своим винтовым линейным кораблем «Агамемнон» в гавань (длина 17 300 метров, ширина 210 метров и глубина 9 метров).

    Французы избрали базой Камышовую бухту, расположенную к западу от входа в Севастополь, недалеко от мыса Херсонеса, и обнаруженную ими только в сентябре. Союзники немедленно начали устраиваться в своих новых опорных пунктах. Почему-то всегда говорят о «знаменитом» фланговом марше союзников вокруг Севастополя. Но ведь само собой становилось ясным, что раз был упущен, из-за неточных данных разведки, удачный момент для атаки незаконченных укреплений Северной стороны, раз флот не мог безопасно стоять к северу от крепости, — а флот был единственной и необходимейшей базой армии, — раз только с трудом и то не всегда можно было выгружать припасы, то, следовательно, было необходимо перенести опорные пункты в более защищенные места. Такими стоянками являлись только Балаклава и Камышовая бухта. В данном случае не имело значения то, что армия на несколько дней прервала сообщение со своей базой, так как она была достаточно сильна и достаточно снабжена всем на этот короткий промежуток времени, к тому же флот и армия прибыли одновременно во вновь избранные опорные пункты.

    Вскоре обложение Севастополя с юга было закончено. Всюду строились батареи, флот высадил тяжелую артиллерию и около 8000 человек орудийной прислуги и десантных отрядов. При высадке осадных парков с транспортов оказалось, что при погрузке не были в достаточной мере предусмотрены могущие встретиться затруднения.

    Начало бомбардировки было назначено на 17 октября, французы — с юго-запада, англичане — с юго-востока. По настоятельным предложениям генералов адмиралы наконец согласились участвовать в бомбардировке. Они не хотели подвергать корабли, ценные как база армии, опасности получить тяжелые повреждения, и не верили в успех противоборства с каменными укреплениями. К тому же треть команды была свезена на берег. Дандас согласился последним.

    Для бомбардировки крепости с моря корабли должны были стать на якорь, вопреки первоначальному плану, по которому им следовало стрелять на ходу. Этот план был изменен Канробером, который находил, что корабли недостаточно подготовлены для боя на ходу. Ночью были промерены со шлюпок места по диспозиции и расставлены буйки. Англичане готовились к атаке у устья Качи, французы — в Камышовой бухте.

    Бомбардировка с суши и с моря должна была начаться в 6:30 утра, но адмирал Гамелен решил открыть огонь только в 10 часов утра из-за недостатка снарядов.

    Желая поддерживать связь со своими сухопутными войсками, французы настояли на том, чтобы им был отведен южный участок. Вследствие этого англичанам пришлось стать севернее, где из-за отмели нельзя было подойти ближе к укреплениям, чем на 1800 метров.

    С левого, обращенного в море борта парусных судов держались пароходы, которые буксировали их к назначенным местам. Командирам было разрешено покидать строй, если корабли подвергались большой опасности. Дальнейшие инструкции указывали, что становиться на якорь следовало сообразуясь с направлением ветра, что не следовало расходовать все снаряды, что надо избегать продольного огня неприятеля и что главным объектом бомбардировки являются форты Северной стороны.

    Из английских судов принимали участие в бомбардировке 2 винтовых линейных корабля, 9 парусных линейных кораблей, каждый из последних с колесным или винтовым пароходом у борта, и 5 колесных или винтовых пароходов, державшихся на месте машинами в виде резерва. С французской стороны: 4 винтовых линейных корабля, 10 парусных линейных кораблей, также как английские с пришвартованными к ним пароходами, и 2 парохода в резерве. Наконец, были еще 2 турецких парусных линейных корабля, каждый с пароходом. Бомбардировка с берега началась рано утром, корабли же стали на места, благодаря измененной диспозиции, лишь к часу дня, причем последними были шедшие с севера англичане.

    Начатая немедленно сильная бомбардировка укреплений производилась с дистанции в 1500-2000 метров. Спускаясь с севера, английские корабли описывали дугу и становились на якорь севернее французских судов. Лайонс подошел с двумя винтовыми линейными кораблями и тремя другими к укреплениям на 750-1000 метров. Через час и суда и форты были окутаны густым дымом. В четыре часа огонь форта Константин ослабел, но в сумерки опять усилился, как и огонь всех фортов и кораблей, пока наступившая в 18:30 темнота не положила конец стрельбе.

    Повреждения и потери на судах были довольно значительны, гранаты и раскаленные ядра сделали свое дело и два английских линейных корабля были вынуждены выйти горящими из линии. Два других корабля вышли из строя из-за сильных повреждений в такелаже и корпусе. В «Агамемнон» за день было 240 попаданий, в «Британию», флагманский корабль — 70. Потери англичан составили 44 убитых и 266 раненых.

    Французы, против которых действовало 150 орудий, потерпели меньший урон, у них было только 30 убитых и 200 раненых. В флагманский корабль «Вилль де Пари» было 80 попаданий, «Наполеон» имел опасное повреждение в подводной части. Начинавшиеся пожары были быстро прекращены на всех судах.

    Общие потери русских определяются в 1100 человек, повреждения многочисленных фортов и батарей морского фронта были не особенно значительны. Бомбардировка не дала даже морального воздействия на русских, которые считали себя победителями, хотя и не могли точно судить о произведенных ими на судах разрушениях. Операция была безрезультатной, как это и предвидели адмиралы, и флот при этом пострадал немало. Искусными мероприятиями было однако достигнуто то, что ни один корабль не потерял своей боеспособности. Вся операция была, следовательно, совершенно бесцельна. С этого момента генералы отказались от активного участия флота, и на его долю в дальнейшем выпала перевозка подкреплений, военных и жизненных припасов и тесная блокада порта.

    Прибывавшими несколько раз подкреплениям гарнизон усилился до 40 000 человек. Меншиков несколько раз пытался пробиться к Севастополю, но усилия его оставались тщетными. Несмотря на усиление армии до 120 000 человек подкреплениями из Дунайской армии, о чем союзники не были точно осведомлены, русские все-таки потерпели чувствительное поражение при Инкермане, недалеко от Севастополя. Большой потерей для русских была смерть адмирала Корнилова. Комендантом на его место Меншиков назначил в декабре барона фон Остен-Сакена.

    7 ноября было принято предложение Дандаса бомбардировать Одессу. Но так как по приказанию из Англии ничего нельзя было предпринять без согласия Раглана, а последний вместе с Канробером нашли все предприятие невыгодным, то план остался не выполненным.

    По приказанию из Лондона Дандас отправил экспедицию к восточному берегу Перекопа, чтобы прекратить подвоз припасов Азовским морем в Крым, но из-за мелководья и недостаточного числа судов экспедиция не имела успеха.

    14 ноября штормом, близким к урагану, суда были сильно повреждены и много транспортов было выброшено на берег. 6 декабря два русских пароходо-фрегата вышли из гавани, удачно произвели разведку и атаковали крайнюю левофланговую французскую батарею, но были отбиты сторожевым судном и двумя подоспевшими пароходами.

    Осадные работы и бомбардировка с берега тем временем продолжались, но союзные войска сильно страдали от непогоды, так как не было сделано никаких приготовлений для зимнего похода, что особенно сказалось на плохо снабженных английских войсках. Положение понемногу улучшалось по мере постройки дороги из Балаклавы и подвоза из метрополий. Флот оказывал посильную помощь. В конце декабря обоих главнокомандующих на море, Дандаса и Гамелена, сменили адмиралы Лайонс и Брюа, из которых первый ранее всегда был главным инициатором и руководителем всех операций.

    Рискованное предприятие, начатое без достаточных сведений, — высадка в Крыму — прошло удачно; быка схватили за рога, но он оказался сильнее, чем предполагали. Севастополь не пал при первом натиске и потребовался почти год осады, к которой противник не был подготовлен. То, чего союзники хотели достичь нападением врасплох, далось им лишь только после величайших жертв и лишений, но зато вскоре повлекло за собой и окончание войны.

    Решительное наступление союзных войск было возможно лишь потому, что союзный флот господствовал на Черном море. Французские команды отлично работали во время перевозки десантов. Русские каждый раз пропускали многочисленные случаи, когда можно было нанести тяжелый урон противнику на море. Но и на суше они показали себя недостаточно осмотрительными, в результате чего их большие армии на юге не имели успеха.

    Хотя в России полевая армия в 1854 году и насчитывала в своих рядах почти миллион с четвертью человек, однако стратегическое расположение их было так неудачно, что в Крыму в то время находилось только 4000 человек, а остальные части войск были настолько удалены, что не могли вовремя подоспеть через Перекопский перешеек. Даже через месяц после сражения на Альме у русских в Крыму было только 65 000 человек против 85 000 у союзников.

     

    Первый год войны на Балтике, 1854 год

     

    На севере Пруссия и Дания оставались нейтральными, а последняя даже была склонна к союзу с Россией, благодаря чему в Петербурге уже обсуждался план занятия Копенгагена и проливов русским флотом после вскрытия моря от льда. Для западных держав теперь было важно опередить Россию, которая опять проявила стратегическую нерешительность.

    Английский флот вышел из Портсмута в море 11 марта 1854 года в присутствии королевы. Главнокомандующим был лорд Чарльз Нэпир, пользовавшийся большим доверием благодаря своей прежней энергичной деятельности, несмотря на 68-летний возраст. Младшим флагманом был контр-адмирал Чэдс, 66 лет.

    Флот состоял из 8 винтовых линейных кораблей, 4 винтовых фрегатов и 4 колесных пароходов и представлял собой вполне современную и грозную морскую силу. Флагманским кораблем был 131 пушечный «Дюк оф Веллингтон» с экипажем в 1100 человек.

    18 марта Нэпир был у Готенбурга, где к нему присоединилось шесть парусных линейных кораблей. Здесь ему было предписано ожидать дальнейших распоряжений, но не выпускать ни одного русского корабля из Балтийского моря и защищать Данию и Швецию, если они того пожелают.

    Вскоре он прошел Большим Бельтом до Киля и дальше до бухты Кьеге у южного входа в Зунд, где бросил якорь в начале апреля. К Бельту еще в середине февраля были высланы штурманские офицеры для разведки, промера и обвехования фарватера. Нэпир возобновил свои просьбы о присылке канонерских лодок, которые он считал необходимыми. Адмирал также воспользовался стоянкой в бухте Кьеге для обучения своих слабо подготовленных команд, что было совсем не легкой задачей при стоявшей тогда плохой апрельской погоде.

    В Кронштадте тогда находилось 22 линейных корабля, 6 фрегатов и корветов, 24 канонерских лодки и 7 колесных пароходов, в Свеаборге — 9 линейных кораблей, 10 пароходов и несколько мелких судов, в Або — 36 канонерских лодок и 10 пароходов. Кроме того, некоторое количество канонерских лодок было в Выборге. Из 27 пароходов шесть были винтовыми. Кроме Кронштадта и Свеаборга единственным более менее сильным укрепленным пунктом была небольшая крепость Бомарзунд на Аландских островах. Более мелкие укрепления находились у Выборга, Фредериксхамна, Гангэ, Або, Ревеля, Балтийского Порта и Риги.

    Развернутые по побережью войска были все еще довольно многочисленны, несмотря на частые переброски подкреплений на юг. На берегах Балтийского моря стояло свыше 200 000 человек и 300 000 находилось на западной границе России.

    После выговора, полученного Нэпиром за вход в Балтийское море, вскоре последовало одобрение этого поступка, когда в Лондоне узнали, какое большое впечатление было им произведено на прибрежные государства. Но и в дальнейшем инструкции Адмиралтейства и Министерства иностранных дел часто противоречили друг другу.

    Министерство иностранных дел требовало занятия Аландских островов для воздействия на Швецию, которая должна была не только предоставить в распоряжение союзников канонерские лодки, но и пополнить их флот опытными моряками. Адмиралтейство сообщало Нэпиру, что израсходованные на учебные стрельбы запасы пороха не могут быть немедленно пополнены, и что русские всюду увеличивают свои силы.

    По получении сообщения о том, что война объявлена, Нэпир двинулся 12 апреля дальше. Положение его было незавидным: оба вышестоящих ведомства требовали от него отчета о дальнейших передвижениях. Силы и расположение неприятельских судов и укреплений он знал неточно, карты были плохи, но лоцманов не разрешали брать. Вообще поставленные задачи были столь противоречивы, что Нэпир сообщил в Лондон, что он не знает, можно ли выполнить их имеющимися силами. Он производил разведку, блокировал Либаву, Ригу, захватывал всюду коммерческие суда.

    Войти в Финский залив не удалось из-за туманов, штормов, потушенных маячных огней, плохих карт и отсутствия лоцманов, так что английский флот в конце концов стал на якорь у входа в Стокгольмские шхеры, где к нему присоединился 1 мая французский винтовой линейный корабль. С этого момента Нэпира засыпали проектами и планами для наступления, исходящими от разных учреждений и частных лиц, и даже от самого императора Наполеона III. Переговоры со Швецией потерпели неудачу. В Англии сильно рассчитывали на сотню шведских шхерных гребных судов и дюжину небольших пароходов. В посылке войск и моряков Швеция тоже отказала.

    Только в начале мая Нэпир двинулся с главными силами дальше к востоку, выслав предварительно часть своих судов к северу и югу для разведки, высадок и блокады. Небольшой резерв был оставлен к северу от Готланда. Но его планы, несмотря на многочисленные подкрепления, были трудно выполнимы и остались большей частью без успеха, мелкие стычки не давали никаких результатов, блокада была слаба. 20 мая бомбардировали Гангэ, но аварии ряда судов заставили Нэпира быстро прекратить бой.

    Разведка установила, что все главные порты защищены минами, так что Нэпир двинулся дальше к востоку только 2 июля, не имея определенного плана дальнейших операций. У Барезунда к востоку от Свеаборга он решил обождать прихода французов, чтобы совместно с ними заблокировать Свеаборг и атаковать Кронштадт. Атаку Бомарзунда он считал возможной лишь при помощи канонерских лодок. По получении дальнейших сведений о Бомарзунде Нэпир просил присылки 10 000 десантных войск для занятия этого сильного укрепления, защищаемого гарнизоном в 2500 человек.

    Начатые было промеры внешнего Свеаборгского рейда Нэпир прекратил по непонятным причинам, когда узнал о приближении французского флота, и отошел опять к Барезунду. Прибывший под командой вице-адмирала Парсеваля-Дешена и младшего флагмана контр-адмирала Пено, французский флот состоял из винтового линейного корабля, 4 колесных пароходов, винтового фрегата, 8 парусных линейных кораблей и 6 парусных фрегатов. Английский флот насчитывал в этот момент 13 винтовых линейных кораблей, 4 винтовых фрегата, 10 колесных пароходов, 6 парусных линейных кораблей и 3 судна специального назначения и был, следовательно, вдвое сильнее французского.

    Оба адмирала решили произвести разведку у Кронштадта, около которого флот стал на якорь 26 июня. Разведка показала, что семнадцать русских линейных кораблей могут обстреливать фарватер всем бортом, и что прорыв с большими судами между каменными фортами совершенно невозможен. Для бомбардировки не хватало снарядов, и на успех можно было, пожалуй, рассчитывать лишь при наличии не менее полусотни канонерских лодок.

    Высшее руководство согласилось с доводами адмиралов, но настояло на установлении блокады до прибытия затребованных ими войск. Но из-за вспышки холеры на судах, союзники быстро отошли к западу, и в Кронштадте тщетно ожидали начала атаки. Общественное мнение Англии и Франции усиленно требовали какого-нибудь серьезного успеха, ввиду чего решили атаковать Бомарзунд и ожидали только прибытия войск. Блокада Аландских островов стала теснее. За это время промерили фарватер до крепости. Блокада Свеаборга продолжалась, и к югу от Аландских островов расположилась резервная часть флота.

    22 июля союзники подошли близко к Бомарзунду. Разведка показала, что его укрепления состоят из главного форта с двумя рядами казематов и 3 башен, имеющих орудия в нескольких этажах. 30 июля прибыло 10 000 французских войск под командой генерала Барагэ д'Илье на английских линейных кораблях, переоборудованных в транспортные путем снятия орудий с одной из палуб. 13 августа суда, назначенные для бомбардировки заняли фарватер, обвехованный до расстояния в 600 метров от укреплений. Войска были высажены за пять дней до этого, не встретив сопротивления со стороны русских. Башни вскоре сдались, главный же форт продержался до 16 августа. Успеху много способствовали высаженные на берег команды и орудия флота. Потери и повреждения судов были незначительны. Так как Швеция отказалась присоединить к себе предложенные ей союзниками Аландские острова, то укрепления Бомарзунда были срыты.

    Дальнейшие рекогносцировки вдоль берега показали, что успеха можно достигнуть только высадкой войск, но Барагэ д'Илье отказал в этом из-за появившейся среди его людей холеры. Разведка показала, что атака Свеаборга несвоевременна, в виду приближающейся осени. Генералы Ниэль и Джонс считали, что эту крепость следует атаковать с моря, в виду того, что в ее морском фронте имелись слабые места, но считали необходимым одновременный штурм с берега. Однако опять адмиралы и генералы не пришли к соглашению относительно плана действий. 3 сентября французские войска должны были вернуться на родину. Нэпир приказал своим пароходам отбуксировать служившие транспортами линейные корабли до Северного моря, за что и получил строгий выговор от Адмиралтейства, считавшего, что пароходы были бы полезнее на театре военных действий.

    19 сентября, после ряда быстро последовавших друг за другом запросов и приказаний из Франции, вызывавших каждый раз военные советы, адмирал Парсеваль покинул Балтику. В последние дни еще раз было отвергнуто предложение генерала Гиэля атаковать Свеаборг.

    21 сентября Нэпир стал на якорь на ревельском рейде с 16 линейными кораблями, 3 фрегатами и 7 пароходами. Отсюда он продолжал блокаду побережья, но не решился атаковать город, считая укрепления слишком сильными, хотя за четыре месяца до этого доносил как раз обратное. Наступившая плохая погода заставила Нэпира уже через пять дней отправить часть флота в Киль. Адмиралтейство, часто выражавшее свое недовольство его бездеятельностью, приказало теперь Нэпиру атаковать Свеаборг.

    В случае необходимости ему разрешалось подождать, пока море у Кронштадта замерзнет. Ожидание хорошей погоды было найдено излишним, в канонерских лодках ему отказали. Этот приказ последовал из Лондона 4 октября на основании ложного известия о взятии Севастополя. Нэпир ответил, что до атаки крепости ему необходимо занять лежащие перед ней острова, затем бомбардировать с них и с канонерских лодок крепостные верки в течение одного-двух дней, но погода не позволяет произвести необходимые подготовительные работы по обвехованию внешнего рейда. 9 октября он получил предписание вернуться и прибыл 26 числа в Киль. Последние корабли союзников покинули Финский залив в середине ноября, а Балтийское море месяцем позже — 22 декабря.

    Нэпир спустил свой флаг на Спитхедском рейде. Он отказался от пожалованного ему ордена и потребовал военного суда над собой, но желание его не было исполнено. Успех оперировавшего на Балтике большого союзного флота был почти равным нулю. Единственная польза, которую принесло его появление в Балтийском море общему делу на юге, это удержание на севере большого количества русских войск, но и такая выгода стала ощутимой лишь на второй год войны.

    Характерно постоянное вмешательство в действия флота из столиц союзников по самым мелочным вопросам. Оно не только не способствовало делу, но и прямо не соответствовало положению вещей, являлось грубой ошибкой, если принять во внимание громадный срок между отправкой донесения и получением приказания, так как за это время все положение успевало основательно измениться. Но самые тяжелые ошибки были сделаны в других вопросах: у западных держав не было систематической подготовки к войне, точных сведений о силах противника на море и на суше. Поэтому их оценивали то слишком высоко, то слишком низко. Продуманного плана операции тоже не было: хотели уничтожить флот противника, но никто не знал, каким образом. Карт почти не было, или были крайне недостаточные, разведка производилась плохо, об условиях появления льда ничего определенного не было известно.

    Благодаря чрезмерной и излишней экономии в английском флоте снаряжение главных сил запоздало, как и во Франции, не хватало современных малых судов — канонерок и пароходов для действий в шхерах и борьбы с береговыми укреплениями. Дальнобойные и бомбические орудия находились еще в стадии производства, запасы пороха были ограничены, половина команды мало обучена и морскому делу и артиллерии, особенно в английском флоте. Но все-таки Англия раньше успела со всеми приготовлениями на севере, несмотря на большие расстояния и расходы, требуемые флотом в Черном море, чем Франция, гораздо более истощенная предприятиями на юге.

    Нэпир неоднократно проявлял собственную инициативу и предусмотрительное отношение к делу, например, отправив заранее штурманских офицеров для изучения театра и своевременно потребовав современных малых судов и десантных войск. Решительность в действиях он проявил своим быстрым появлением в Балтийском море, которым сразу предотвратил возможность объединения России с Данией. Но тут начинает проявляться его нерешительность, так что первый большой моральный успех он не использовал, а дальше уже беспрерывно последовали одно за другим внушения начальства.

    Дальнейший ход операций тормозили политические партии в парламенте Англии своими постоянными требованиями «дешевой войны», а общественное мнение подавляло всякую попытку самостоятельных действий Нэпира. От него требовали, чтобы он достиг всего, не имея никаких средств. Блокада была бессмысленна, пока Россия могла ввозить все через близлежащие нейтральные прусские порты. Вскоре Нэпир оказался в открытой войне с правящими сферами, он резко критиковал все приказания и постоянно жаловался на недостаточные силы, находящиеся в его распоряжении. Одна инструкция противоречила другой и Нэпир поэтому ни одну не исполнял в точности, так как в довершение от него требовали крайней осторожности.

    С приходом французского флота дело стало еще хуже. Теперь прибавились серьезные трения и разногласия на самом театре войны. Каждая операция затруднялась отсутствием у французов больших паровых судов, в одиночку же Нэпир не хотел действовать.

    И на севере сказались все недостатки отсутствия общего начальника, а бесконечные военные советы только запутывали положение дел. Раздорам и взаимному недоверию не было конца, даже между генералами и адмиралами одной нации царила рознь.

    Нэпир вскоре стал крайне нервным, упрямым и перестал прислушиваться к мнениям подчиненных. Его капитаны говорили о их «бедном, слабом, старом» начальнике, не имеющем ни плана, ни системы и действующим под впечатлением текущего момента. Бомарзундское дело было начато только для успокоения общественного мнения, другой цели не было, так как это место само по себе не имело никакого значения. Но нужен был ощутимый, видимый успех, к чему стремился и Наполеон III.

    В конце концов Нэпир поступил правильно, не последовав указаниям атаковать Свеаборг, так как атака наверняка окончилась бы неудачей. Нэпир был уверен, что русские примут «неоднократно предложенное им» морское сражение, — мнение довольно странное, если принять во внимание совершенную неготовность их судов. Он даже отказывался от подкреплений, опасаясь, что в таком случае противник совсем не выйдет из своих портов!

    Русские поступили совершенно правильно, оставаясь в своих базах и не жертвуя зря кораблями. Правда, им следовало бы иногда выходить из оборонительного положения и беспокоить мелкими нападениями противника.

    Моральный успех остался на их стороне, так как взятие Бомарзунда не произвело нигде ни малейшего впечатления, а слаборазвитая русская морская торговля почти не страдала от блокады. Таким образом, о каком либо значительном успехе союзников на севере не может быть и речи, и большое напряжение сил пропало почти даром.

     

    Второй год войны на юге, 1855 год

     

    В начале 1855 года Евпатория была сильно укреплена союзниками и туда были переброшены большие силы турецких войск. Позднейшие, не особенно решительные нападения русских были блестяще отбиты при содействии флота. В конце февраля русские затопили еще 6 кораблей между фортами Михаил и Николай, так что вход во внутреннюю гавань был теперь закрыт двумя бонами и двумя линиями затопленных кораблей.

    На берегу за это время особенных происшествий не было. Общая бомбардировка началась опять лишь 9 апреля и поддерживалась в темные ночи кораблями, огонь которых корректировался сигнальными огнями с берега. Но успех, в общем, был очень незначителен.

    Чтобы найти применение флоту, ничем не занятому, кроме транспортной службы, задумали экспедицию в Азовское море. Но когда в составе 12 000 человек на 40 пароходах она была уже на пути в Керчь, ее вернули из-за распоряжения Наполеона, переданного по вновь проложенному телеграфному кабелю Варна-Балаклава. Результатом этого события было то, что Канробер, давно уже недовольный постоянными указаниями из Парижа, сложил с себя командование и сдал его генералу Пелисье.

    В начале этого года королевство Сардиния присоединилось к противникам России. В конце мая они предприняли вторую экспедицию в Азовское море. На 9 линейных кораблях и 50 мелких судах, в числе которых находилось несколько новых паровых канонерских лодок, под командой Лайонса и Брюа, экспедиция двинулась на северо-восток. В составе ее входило 7000 французов, 5000 турок, 3500 англичан и 1000 итальянцев.

    24 мая войска высадились близ Керчи, а паровые суда вошли в пролив. Их появление было полной неожиданностью для русских, которые отступили, уничтожив укрепления и суда, но оставив неприятелю большие запасы, в том числе 12 000 тонн угля. На следующий день 14 пароходов, за которыми последовали и остальные, а также свыше 20 вооруженных баркасов, проникли дальше к северу и уничтожили хранившиеся на побережье и у устья Дона запасы зерна и муки для русской армии, и около 250 мелких каботажных судов. В течение июня десантами временно захватывались Мариуполь, Таганрог, Ейск, Геническ и Тамань, всюду происходили мелкие стычки. Эти рейды продолжались с успехом до ноября и нанесли русским большой ущерб. В Англии неоднократно возмущались этими набегами, называя их варварскими и нецелесообразными — критика прямо смехотворная!

    Большие суда крейсеровали у восточных берегов Черного моря, а суда, находившиеся у Севастополя, участвовали в бомбардировках с 16 по 19 июля и с 6 по 9 августа. 11 июля был убит Нахимов. Меншикова тем временем сменил князь Горчаков, а в командование английскими войсками вступил генерал Симпсон после смерти лорда Раглана, последовавшей в конце июня.

    Влияние морских сил выразилось не только в том, что они лишили русских их припасов на северо-востоке Крыма и обеспечили постоянный и безопасный подвоз подкреплений из Босфора, но и в том, что турецкие войска, предназначенные для осады Севастополя, могли быть доставлены из Евпатории морским путем. В Крыму понемногу собралось около 150 000 русских и 175 000 союзников. Десантные отряды союзного флота неоднократно отличались во время осадных работ и бомбардировок, и много способствовали достижению частных успехов. В сражении на реке Черной, где были разбиты русские войска, выдвигавшиеся с северо-востока на выручку Севастополя, также принимали участие морские команды.

    В конце августа союзники ошибочно посчитали, что русские собираются оставить Севастополь, и 5 сентября возобновили бомбардировку с большим ожесточением. В результате ее несколько русских линейных кораблей в гавани были сожжены. Ряд штурмов союзников были отбиты с громадным уроном, однако 8 сентября французам удалось взять центральную позицию — Малахов курган, вследствие чего русские отступили на Северную сторону, понеся очень тяжелые потери. До этого они уничтожили почти все укрепления и затопили суда. Закончив переправу войск, они уничтожили также и плавучий мост. Последние корабли были затоплены 11 числа, доки и верфи разрушены несколько позже.

    В последней бомбардировке союзный флот, за исключением немногих мортирных судов, не принимал участия из-за сильного шторма. Русский же флот успешно действовал в Килен-бухте против штурмовых колонн неприятеля. Русские войска и морские команды укрепились на Северной стороне, взаимодействуя с Горчаковым, оперировавшим в Крыму. Союзники дальше ничего против них не предпринимали, хотя русские часто обстреливали город с севера. Вскоре десантные отряды были возвращены на суда, а составлявшие их чины были удостоены высоких наград. С английских судов действовало на берегу около 4500 офицеров, матросов и морских пехотинцев, было свезено на берег 50 орудий. Потери их составляли 100 убитых и 475 раненых.

    На военном совете 30 сентября было решено предпринять экспедицию против Кинбурна. Наполеон, запретивший действия против Одессы, согласился на этот план. Эта сильная крепость лежит на полуострове в несколько миль длиной и 250 метров шириной, ограничивающим с юга лиман Днепра и Буга. На первом из них вверх по течению находится большой торговый город Херсон, на втором — военный порт Николаев. Кинбурн стоит приблизительно в четырех километрах к востоку от западной оконечности полуострова. Против него, у узкого входа расположен укрепленный Очаков. На полуострове находились также две земляные батареи к западу от главного форта. Всего на них было 100 орудий. Захват этих позиций должен был повлиять самым серьезным образом на тыловые сообщения русской армии в Крыму.

    Для экспедиции предназначалось 8000 человек под командой генерала Базена, но до отправки ее надо было еще перевести необходимые для этого пароходы из Азовского моря. 6 октября экспедиция вышла в море под командой Лайонса и Брюа в составе 10 винтовых линейных кораблей, 80 фрегатов и мелких судов, в том числе большого числа пароходов и новых паровых канонерских лодок. Кроме этих судов в экспедиции участвовали три новых французских корабля, прибывших в Севастополь вскоре после его падения. Это были винтовые плавучие броненосные батареи, построенные во Франции по личному желанию Наполеона и чертежам капитана Лабрусса. Они имели водоизмещение в 1400 тонн, длину 55 метров, ширину 13 метров, осадку 2,8 метра. Батареи отличались очень малой высотой надводного борта. Построены они были из дерева и имели броню в 35 сантиметров толщиной на деревянной подкладке в 0,5 метра. Вооружение их состояло из 18-ти 50-ти фунтовых орудий, стоявших в батарейной палубе и стрелявших через очень узкие порты. Команда состояла из 280 человек.

    14 октября суда экспедиции подошли к Кинбурну, задержанные в пути туманом и штормом. С наступлением темноты фарватер обвеховали, а ночью 4 английских и 4 французских канонерки проскочили мимо фортов, не пострадав от их огня. Канонерки эти стали на якорь, чтобы поддержать оттуда своим огнем предполагавшуюся со стороны моря высадку. 15 октября высадились войска, поддерживаемые огнем больших судов и мортирных шлюпов. На следующий день ничего нельзя было предпринять из-за сильного южного ветра.

    17 октября в 9:30 часов утра все три плавучие батареи, бомбардирские корабли и прочие суда подошли к фортам для бомбардировки. Открытый с 800 метров огонь причинил большие повреждения, сами же они почти не пострадали. К полудню русский огонь заметно ослаб. Тогда контр-адмиралы сэр Хьюстон, Стюарт и Пельо двинулись вперед со своими 30 мелкими судами и вошли в лиман, ведя все время сильный огонь. В это время береговые укрепления продолжали обстреливаться с моря корабельным флотом, стоявшим на заранее промеренных местах. Русские орудия вскоре были принуждены замолчать. По предложению Лайонса союзники прекратили огонь из гуманных соображений, после чего русские сдались в числе 1400 человек при 80 орудиях. Потери их составляли 45 убитых и 130 раненых. Большинство орудий было подбито. Потери союзников были ничтожны. В Кинбурне французы оставили гарнизон из 2000 человек.

    Дело у Кинбурна отличается хорошим руководством и энергичным проведением атаки, а заслуживает особый интерес тем, что здесь действовали исключительно пароходы, и впервые с успехом выступили броненосные суда. 25 октября в Кинбурн прибыли еще две английские плавучие батареи, но им уже не пришлось побывать в деле. Этим боем была доказана необходимость перехода от парусных судов к паровым, и от деревянного судостроения к железному и броненосному. Русские снаряды отскакивали от бронированных бортов, не нанося никакого вреда. В одну из плавучих батарей попало таким образом 80 снарядов.

    Флот вернулся в Севастополь, откуда французы отправились на зиму в Тулон под командой Брюа, скончавшегося по пути от холеры. В дальнейшем союзники предпринимали только небольшие экспедиции на побережье с целью уничтожения запасов.

     

    Второй год войны в Балтийском море, 1855 год

     

    Одновременно с тем, как Франция способствовала быстрейшему развитию событий на юге постройкой трех плавучих батарей, в Англии принялись еще с середины 1854 г. за подготовку к активным действиям в Балтийском море. Общественное мнение было крайне недовольно отсутствием успеха и резко критиковало недостаточную подготовку и нерешительное ведение войны. Лорд Пальмерстон энергично принялся за искоренение недочетов в правительственных учреждениях, армии и флоте и скоро достиг видимых результатов, но межведомственная борьба пока что продолжала существовать. Лучше обстояло дело во Франции, где Наполеон крепко взял управление в свои руки.

    Начальниками экспедиции в Балтийское море на второй год были назначены контр-адмиралы Дандас и Пено. В 1855 году Англия послала в Балтийское море 19 винтовых линейных кораблей (один 131-пушечный и девять с вооружением свыше 80 орудий), 4 парусных линейных корабля и фрегата, 11 мелких парусных судов, 12 колесных пароходов, 21 винтовую канонерскую лодку и 15 мортирных судов с железным корпусом, всего 82 вымпела с 2100 орудиями, не считая еще около 40 транспортных и вспомогательных судов.

    Французский флот состоял из одного винтового линейного корабля, 2 парусных линейных кораблей, 3 мелких парусных судов, 3 колесных пароходов, 7 винтовых канонерских лодок и около дюжины вспомогательных судов. Таким образом, из действовавших в предыдущем году 10 больших парусных военных судов восемь были заменены паровыми.

    В Петербурге также усиленно проработали всю зиму над усилением флота. Было построено 150 новых гребных канонерских лодок, вооруженных одним 68-фунтовым орудием и четырьмя 32-фунтовыми орудиями. К лету, таким образом, было готово 400 мелких судов. Кроме того имелось 30 линейных кораблей, 60 фрегатов и других судов, но при этом только 36 небольших пароходов. Две трети последних были раньше парусными судами и получили вспомогательные машины, сооруженные в железнодорожных мастерских. Все они были вооружены тремя крупными орудиями. Порты были защищены заграждениями на фарватерах и минами, по побережью были устроены наблюдательные посты. Охрану побережья составляло 170 000 человек с многочисленной кавалерией. В Кронштадте и Свеаборге были возведены новые укрепления, в последнем, между прочим, батареи 12-дюймовых мортир со снарядами весом около 50 килограммов. С севера Кронштадт стал почти совсем недоступным, после того как на отмелях северного фарватера поставили два ряда свайных заграждений. Император Александр II вступил в марте на престол и усердно продолжал приготовления к войне на суше и на море.

    Кораблям, покинувшим Англию 20 марта, пришлось долго бороться с течениями и со льдом в Большом Бельте и Зунде. В апреле Дандас достиг с главными силами Киля, откуда он двинулся дальше 3 мая. С Готланда он выслал разведчиков к Риге, Гангэ и Аландским островам, а своей базой избрал остров Нарген у западного входа на ревельский рейд. Оттуда он произвел подробную рекогносцировку обоих русских военных портов.

    Пено с французским флотом встретил своего союзника у Кронштадта в начале июня, зайдя тоже предварительно в Киль. Произведя несколько рекогносцировок, во время которых они раз чуть не попали в плен, оба адмирала убедились в силе крепости с ее гранитными 3-х и 4-х этажными фортами, новыми земляными укреплениями, свайными и минными заграждениями, стоявшими на якорях линейными кораблями и большим числом мелких судов. Как бомбардировка, так и прорыв показались обоим главнокомандующим одинаково безнадежными предприятиями, а уже начатое уничтожение минных заграждений — слишком опасным, чтобы продолжать его с успехом. Единственным результатом мелких стычек у берегов было уничтожение в разных местах неприятельских складов. Блокада также оставалась безуспешной.

    Противники пришли к соглашению высаживать на берег парламентеров только в семи определенных пунктах, так как бывали случаи, что русские солдаты открывали по ним огонь.

    Рекогносцировка, произведенная обоими адмиралами в середине июля у Свеаборга и Ревеля показала, что первый возможно атаковать лишь при наличии канонерских лодок, а атаковать второй с его 400 орудиями совершенно невозможно. В виду настойчивого понукания из Лондона и Парижа союзные адмиралы решились, наконец, напасть на Свеаборг.

    Гельсингфорский рейд закрыт с моря семью большими островами. На пяти западных из них расположены крепость и город Свеаборг. К юго-западу от них находится ряд островков, камней и отмелей, пространство между этими последними и Свеаборгом называется внешним рейдом. Повсюду разбросанные островки и рифы сильно стесняют навигацию. Город Гельсингфорс отстоит на три километра от середины всех укреплений. На пяти островах во вновь построенных земляных укреплениях было поставлено 60 орудий, некоторые из проливов были защищены банками, минными заграждениями и поставленными в них кораблями.

    Дандас согласился на атаку Свеаборга при условии, чтобы бомбардирские корабли стали на расстоянии 3000 метров от крепости вместо 2700, как было решено раньше. 6 августа союзники стали на якорь в открытом море. Теперь Пено потребовал построить мортирную батарею на Абрахамс-хольме, отстоявшем от укреплений на 2200 метров. К 9-му августа на батарее установили четыре английских 13-дюймовых мортиры за бруствером из земляных мешков. Русские были столь небрежны, что не препятствовали промеру и постановке буйков на рейде.

    План бомбардировки был следующий: мористее Абрахамс-хольма и Скуг-хольма, по линии NNW — OSO, длиной приблизительно в полторы мили должны были стать на якорь 16 английских мортирных судов (по одной мортире на каждом) и 5 французских (по две мортиры), последние в центре строя первых и на расстоянии в 2700 метров от крепости. За этой линией предполагалось держать колесные пароходы, готовые для буксировки. К северо-западу и юго-востоку от Абрахамс-хольма должны были расположиться 16 английских и 5 французских канонерских лодок, разделенных на три-четыре отряда. Они были вооружены крупными орудиями с линейных кораблей и участвовали в бомбардировке, двигаясь по кругу. Таким образом, канонерки подходили к крепостным веркам на 2000 метров. Восточнее их должны были ходить короткими галсами несколько английских судов, вооруженных нарезными орудиями системы Ланкастера. Главные силы подошли в виде резерва на 4000 метров, фланги прикрывались от нападения русских тремя кораблями.

    9 августа, рано утром, все полсотни судов, заняли свои места и в 7 часов начали бомбардировку фортов, арсенала и стоявшего в проходе трехдечного корабля. Канонерки удачным образом отвлекли огонь от бомбардирских судов, а эти в свою очередь время от времени меняли дистанцию, перетягиваясь на верпах и мешая таким образом русским спокойно пристреляться по ним. В виду этого сильный огонь русских был почти безвреден. Около 10 часов произошел взрыв на Варгэ, а около полудня второй, очень сильный, на Густавсверде.

    Вечером канонерские лодки, несколько раз касавшиеся грунта, отошли назад и их заменили 30 больших шлюпок с линейных кораблей, которые в течение трех часов вели огонь ракетами по берегу, где вызвали много пожаров. Прекращенный с наступлением темноты огонь возобновился с раннего утра. Несколько мортирных судов из середины были передвинуты на 300 метров ближе. Суда с пушками Ланкастера перешли к северо-западной части позиции. Вскоре начались пожары на островах. При их зареве бомбардировка продолжалась и ночью, опять при участии ракетных шлюпок.

    Рано утром, 11 числа бомбардировку прекратили, так как русские уже больше не отвечали. Но этому была и другая, более важная причина: большинство мортир пришло в негодность, а восемь из них даже разорвало. Старые мортиры выдержали около 350 выстрелов, новейшие же только 200-250 выстрелов. В общем англичане израсходовали около 1000 тонн боевых припасов, французы около 4000 снарядов.

    Потери союзников были незначительны, у русских же довольно тяжелые: 2000 убитых и раненых, 24 судна сгорело, 18 серьезно повреждено, верфь и все склады уничтожены, несколько пороховых погребов взорвало и т. д. Самые форты и их вооружение мало пострадали и остались вполне боеспособными, но их гарнизон был утомлен до крайности.

    Операцию против Свеаборга, не приведшую к удовлетворительному результату, можно было сразу определить как довольно бесцельное предприятие. Не имея десантных войск все равно нельзя было занять крепость, а русскому флоту был нанесен лишь незначительный ущерб. Только дальнейшие операции из занятого Свеаборга могли бы принести успех. Но здесь, как и за все время Крымской войны, общественное мнение опять сумело добиться от правительства исполнения своих желаний. Оно требовало видимых успехов. Таковых можно было добиться, устроив наспех по Свеаборгу нечто в роде стрельбы по мишеням. Другой причины пускаться в это предприятие не было.

    В Англии довольно долго обсуждался вопрос о том, почему не бомбардировали лучше менее защищенный Гельсингфорс, так как этому большому городу можно было нанести громадный материальный ущерб, что произвело бы сильное впечатление на правительство и на народ. О стратегических или тактических соображениях при этой операции не может быть и речи, если не считаться с тем обстоятельством, что здесь можно было рассчитывать на небольшие потери в случае неудачи.

    Сама бомбардировка была во всех отношениях хорошо продумана, искусно начата и энергично проведена. Ошибки были сделаны не в этом: не подумали о запасных мортирах, хотя знали их слабую конструкцию, не позаботились о достаточных запасах пороха и снарядов, так что весь наличный запас был расстрелян и суда принуждены были отступить.

    Конечный, моральный успех таким образом остался за Россией, приморские крепости которой оказались, по-видимому, неприступными. Поэтому русские считают Свеаборгское дело своей победой и не без основания, ведь повреждения укреплений были исправлены в короткое время. Для общего положения дел в Балтийском море этот бой флота с берегом не дал никаких реальных результатов, и его можно поэтому назвать почти бесцельным.

    13 августа союзники опять собрались у Ревеля, откуда были отправлены на родину мортирные суда. Английское адмиралтейство, выслав тем временем новые мортиры и боевые припасы к ним, не успело остановить это распоряжение. Кронштадт только заблокировали, по остальному побережью поддерживалась общая блокада. За это время союзники уничтожили много коммерческих судов, общее водоизмещение которых достигало 80 000 тонн, и много разных запасов и товаров. Наступившая вскоре перемена погоды к худшему положила конец всем подобным предприятиям, и в октябре канонерские лодки и остальные мелкие суда были отосланы на родину. В развалинах срытого Бомарзунда было найдено еще 80 орудий.

    В середине ноября Дандас и Пено прибыли с главными силами в Киль, но еще в середине декабря отдельные суда союзников находились у Кронштадта. В ноябре Швеция и Норвегия заключили с союзными державами договор, по которому последние обещали свою помощь в случае захвата Россией одного из их портов.

    Военные действия на Камчатке, в Восточной Азии и на Белом море слишком незначительны, чтобы здесь описывать их. Понемногу союзники прониклись убеждением, что Россию можно одолеть только более энергичными действиями.

    В Англии принялись за постройку 60-ти винтовых канонерских лодок (2 орудия, 60 лошадиных сил). В том же направлении работали и во Франции. В России усиленно готовились к продолжению военных действий. Заслуживает упоминания, что в конце октября был изготовлен и оказался годным «подводный брандер». После долгих переговоров Россия заключила со своими противниками мир в Париже 30 марта 1856 г.

    Отдельные пункты договора устанавливали, что Бомарзунд не должен быть восстановленным, а Аландские острова должны быть демилитаризованы. Русский Черноморский флот мог быть восстановленным лишь в очень ограниченном составе, и только в 1870 году во время франко-прусской войны Россия отказалась от этого унизительного условия.

     

    Уроки Крымской войны

     

    Начало Крымской войны — первой большой войны после 40-летнего мирного периода — совпало со временем переоценки всех ценностей во флотах мира, как относительно материальной части, так и личного состава. Это была эпоха, в которой старое и новое смешалось, и одно быстро сменяло другое: парусные суда, колесные и винтовые пароходы; деревянное, железное и броненосное судостроение; ядра, гранаты и нарезные орудия; наемные, насильно забранные на службу и, наконец, профессиональные команды. Изменения и реформы быстро следовали друг за другом.

    Пароходы сразу показали свое превосходство над парусными судами — их применяют для всех родов службы: для разведки, посыльной службы, подвоза войск и материалов, конвоирования транспортов, буксирования парусных судов и часто для самостоятельных активных действий. С другой стороны, колесные машины настолько уступали винтовым, что со времен Крымской войны во всех флотах стали строить исключительно винтовые суда. Имевшиеся старые суда переделывались и снабжались вспомогательными машинами.

    Бомбические орудия впервые показали свое разрушающее действие при Синопе, в морском бою, у Одессы, при бомбардировке берега флотом, и у Севастополя, при стрельбе с берега по флоту. Времена круглых ядер прошли безвозвратно. Даже первые нарезные орудия Ланкастера с их эллиптическим дулом, оказываются эффективны, хотя еще и несовершенны.

    Впервые появляются броненосцы и доказывают свою целесообразность. Правда, мореходные качества их невелики, но все-таки они благополучно пересекают Средиземное и Черное моря. Таким образом было положено начало созданию броненосных флотов. В этом деле Наполеон III проявил глубокое понимание вопроса и много энергии. Личное вмешательство императора было необходимо потому, что у флотских офицеров и инженеров, упрямо придерживавшихся старого, не было ясного понимания и достойной оценки даже громадного значения пара, не говоря уже о нарезных орудиях и броне.

    В Англии укомплектование судов личным составом встречало громадные препятствия из-за совершенно негодной системы набора по вольному найму и еще более допотопного способа набора людей обманом и силой. К тому же развивающаяся техника предъявляла все более высокие требования к личному составу. Новая система службы личного состава усиленно внедрялась: принимались юнги, готовились резервные кадры и специалисты, создавались условия, чтобы они оставались на службе. Но в артиллерийском деле обучение продолжалось по старому трафарету.

    Благодаря неоспоримому со времен наполеоновских войн господству на море и отсутствию серьезных соперников, Англии казалось излишним особенно напрягать вои силы в мирное время, и таким образом она не следила за развитием военного дела и значительно отстала от новейших тенденций. У обеих старых морских держав не заметно какого-либо прогресса в тактике и в ведении войны на море, а в стратегии сделан скорее даже шаг назад, старое все позабыто. Ни у правительства, ни у адмиралов не видно понятия о самой сути ведения войны, или, что то же самое, о целесообразном и энергичном ведении боевых действий; кажется, что оно было совершенно утеряно. Отсутствовала какая-либо подготовка к войне в мирное время.

    Правда, что в этой войне политика своей нерешительностью и слабостью влияла особенно неблаготворно на ведение боевых действий, создав блестящий отрицательный пример того, как быть не должно. На глубокое значение фактора времени в военных операциях совершенно не обращалось внимание, что постоянно повторялось в дальнейших действиях союзников. Заметно, каким крупным недостатком является отсутствие общего единоличного управления. Определение Клаузевицем войны, как продолжения политики другими средствами — ясно подтверждается Крымской кампанией.

    На юге положение дел было еще довольно сносно благодаря некоторому взаимодействию адмиралов и генералов. Несмотря на массу разногласий, все-таки не было ни одного столкновения между морскими и сухопутными начальниками союзников.

    Между тем, раньше в Англии это было почти нормальным явлением, причем, из-за серьезных столкновений часто не удавались совместные операции, например, на Шельде в 1809 г. Для достижения этого результата потребовалась масса переговоров и военных советов. Результатом такой «раздельной» ответственности являлся недостаток инициативы и энергии. Яснее всего это обрисовывается при перевозке войск в Крым. Девять дней готовились к походу, а для перехода под парами каких-нибудь 250 миль флоту потребовалось восемь суток. Будь русские предприимчивее — они могли бы расстроить все предприятие.

    Почти во всем французы были впереди. Медлительные и неподготовленные англичане как бы предполагали, что все должно делаться само собой, и у них, особенно в начале войны, отсутствовала какая-либо система. Работу английского генерального штаба можно прямо назвать жалкой, настолько у них ничего не было предусмотрено. Впрочем, и дальновидность французов шла немного дальше в тактических вопросах, не говоря уже о стратегии. Как на новое явление в тактике можно лишь указать на применение паровых судов у Одессы. Во флоте паровые суда, даже колесные фрегаты, применялись исключительно для буксировки парусников. Подобное же повторилось под Севастополем, где пароходы только буксировали парусные суда на места по диспозиции. В последовавшей артиллерийской дуэли береговые орудия одержали верх над судовыми. Действительного же применения паровых судов для чисто боевых целей, например, прорыва в бухту, не было.

    Еще заметнее непонимание требований стратегии: в удаленные и неизвестные моря посылается громадный флот со многими паровыми судами без всякого плана, то же самое повторяется с армиями. Только придя на место, начинают осматриваться, можно ли вообще что-нибудь предпринять, и что именно, приходя к печальному заключению, что посланный флот для операций на данном театре войны совершенно не пригоден. Все управление ведется издалека.

    Чтобы не оставаться в Балтийском море совсем без дела, в конце лета посылаются сильные сухопутные войска для взятия маленькой крепости на островах. Зимой усиленным темпом заготовляют все недостающее. При этом английская промышленность справляется с громадными задачами — но все это делается, главным образом, для поддержания престижа правительства. Тогда, похоже, действительно господствовало мнение, будто морской стратегии, т. е. планомерно подготовленного ведения войны для принуждения противника к сдаче, не существует. И как это ни странно, такое мнение продержалось еще очень долго, хотя Крымская война во многих вопросах дала толчок к самым разнообразным и обширным изменениям во взглядах на военно-морское дело.

    Все это удивительно еще и потому, что как раз эта война на редкость ясно показала, какое громадное пространство занимает театр военных действий на море — все побережье Черного моря, северо-восточная часть Балтийского, Белого и Баренцева морей — между тем, как сухопутная война разыгралась на ограниченном участке между Евпаторией и Балаклавой.

    В Англии вообще, а у Нэпира в особенности, не было сознания той истины, что стратегия и тактика у слабейшего на море противника совсем иная, чем у нападающего сильного. Для первого из них выгоднее выжидательное положение. Не сознавали и того, что раз можно достигнуть цели без занятия сильных укреплений противника, то их можно спокойно оставить в стороне. А так как в данном случае достаточно было полного бездействия русского флота, то незачем было стараться занять приморские крепости.

    Заслуживает еще особенного внимания перемена во взглядах на вопросы международного права, наступившая в середине столетия, так как это явление имело большое значение для морской войны. Общему распространению гуманистических идей немало способствовали ужасные опустошения в Европе, произведенные 23-летним периодом наполеоновских войн, тем более, что эти идеи совпадали с экономическими интересами политики свободной торговли. Наибольшую пользу из этого извлекли опять англичане, морская торговля которых, охватывавшая весь мир, превосходила таковую всех остальных народов вместе взятых. Благодаря этому англичане благоволили подобным стремлениям, или, по меньшей мере, не препятствовали им, хотя они и ограничивали сильно возможности английского флота. Эти начинания обещали пользу и другим судовладельцам и купцам. Их дела процветали благодаря тому, что они пользовались снисходительным покровительством британского флота. Они первыми потребовали «защиты частного имущества во время морской войны» — фраза, вскоре ставшая общим требованием во имя цивилизации.

    Возможность появления таких идей опять указывает на непонимание самой сути морской войны, ибо соглашаясь на это, тем самым заранее отказывались от действенного применения флота и от использования господства на море. Господство на море победоносного флота и так уже ограничено в пространстве. Оно простирается только до неприятельского берега. Но если на всем контролируемом им пространстве флот имеет право распоряжаться только государственной собственностью неприятеля, если выдвигается требование неприкосновенности частного имущества даже в укрепленных городах, то деятельность флота, господствующего на море, стесняется этим до крайности и сводится на нет у неприятельских берегов.

    Понемногу это поняли английские и французские адмиралы, даже в насыщенную гуманными идеями эпоху Крымской войны, правда не при первой бомбардировке Одессы в 1854 году, а тогда, когда они снова подошли на пути к Кинбурну к этому большому и богатому городу и увидели, что течение мирной жизни ничуть не прерывалось их приходом, который послужил жителям интересным зрелищем. Они обратились к своим правительствам за разрешением бомбардировать город, но получили отрицательный ответ. Как известно, после войны на мирной конференции в Париже приняли знаменитые положения «о действительной блокаде», «нейтральный флаг прикрывает неприятельский груз» и «нейтральный груз под неприятельским флагом свободен».

    Все эти взгляды глубоко неправильны, так как войны ведутся не правителями между собой, и не правительством, а народами. Конечно, война не должна быть бесчеловечной, т. е. не должна проявляться в жестокой форме по отношению к отдельному частному лицу. Но, с другой стороны, «война — дело суровое и насильственное», и по возможности войну должна оплачивать неприятельская сторона. Нанесение ущерба подданным должно служить мерой принуждения правительств к миру, а для этого необходимо отбирать или уничтожить в первую очередь деньги (например, посредством контрибуций) и все, что может служить для ведения войны (суда и другие средства передвижения, скот и т. д.), тем более, если речь идет об укрепленном и защищаемом городе! То же относится к морской войне. Все пространство в пределах досягаемости орудий или десантов флота, весь неприятельский берег и его порты должны находиться в его власти. Отказываясь от этого, мы искусственно принижаем значение флота и затягиваем войну.

    Итак все, что может служить противнику для ведения войны следует отбирать или уничтожать, что годится для собственного употребления — отбирать, конечно, в строгом порядке реквизиции, чтобы частные лица могли впоследствии получить вознаграждение за убытки от своего правительства. Если со стороны какого-либо города начнет проявляться враждебность, будто то со стороны занявших его неприятельских войск или самих жителей, то против него следует немедленно предпринять активные действия. В этой области, как и вообще в области стратегии, Крымская война еще не изменила господствовавшего образа мыслей и не дала правильного понимания сути дела. В остальном же она инициировала громадный толчок в дальнейшем совершенствовании подготовки личного состава, материальной части и тактики.

    В судостроении этот прогресс проявился немедленно, еще во время войны, первым делом в постройке винтовых кораблей и переделке парусных судов. Английский флот, начавший войну с 2 винтовыми линейными кораблями, насчитывал их через пять лет уже 70, а французский — 37. Еще важнее было то, что по повелению Наполеона III и на основании опыта, добытого под Кинбурном, начали постройку не только целого ряда броненосных батарей для береговой обороны, но в 1858 году и бронированных боевых судов по проектам Дюпюи де Лома. Не желая дать себя опередить, англичане начали в 1859 году постройку своих первых броненосных судов «Уорриор» и «Блэк Принс», однако, не поняв требований нового времени, они построили их, хотя и из железа, но по образцу парусных судов, забронировав только среднюю батарею и оставив ватерлинию небронированной.

    Как мы видим, французы опережают англичан повсюду в отношении материальной части: первые годные бомбические орудия, хорошо вооруженные колесные пароходы, винтовой линейный корабль, броненосные батареи, броненосец, корабль, вооруженный тараном — все впервые появляется у них.

    Но какова причина такого первенства? Она в том, что французское морское министерство было целесообразно организовано по глубоко продуманному плану, офицеры и инженеры имели хорошую и основательную научную подготовку, отдельные отрасли техники не были монополией определенных личностей. Наконец, существовавшая организация давала больше свободы таланту и возможности проявить себя. Французский Совет по делам судостроения был очень хорошим учреждением.

    В Англии, напротив, издавна главный кораблестроитель Адмиралтейства сидел, образно говоря, за закрытыми дверями, и никого больше к этому делу не допускали. Отсутствовало соревнование, всегда способствующее прогрессу любого дела. Впрочем, в постройке судов французы и в прежнее время всегда были учителями англичан. Но громадное преимущество Англии в области торговли и высокие качества личного состава всегда компенсировали технический перевес Франции.

    Почему же французы ни разу не попытались использовать это преимущество в технике для низвержения своего исконного врага? Материала на это хватало. Но флот был разрушен в моральном отношении. Бурбоны ведь тоже ничего не делали для флота, бюджет которого упал до 44 миллионов франков. Причин было много: страна была истощена революциями, династии не чувствовали под собой надежной почвы, монархи не обладали энергией. Наполеону III мерещилась судьба его великого предшественника, потерпевшего крушение благодаря английскому владычеству на морях. Коренной же причиной было отсутствие у французов понятия о том, чего можно ожидать от флота, и об энергичном ведении морской войны, т. е. они не постигли смысла морской стратегии. Вредное влияние кабинетной стратегии особенно сильно проявилось в ходе данной войны. Не только правители и правительства, береговые военно-морские учреждения и руководители внешней политики постоянно вмешивались в управление войсками и флотом, но также парламенты, общественное мнение и печать. Поэтому полководцы и начальники флота действовали самостоятельно лишь в самых критических случаях.

    Русским часто ставят на вид, как грубую ошибку то, что они затопили часть судов для заграждения входа в Севастополь. Даже упуская из вида то обстоятельство, что число этих судов вначале было невелико, и что все они были старые и негодные для боя, надо заметить, что эта мера только увеличила силы обороны, так как орудия и команды этих судов нашли хорошее применение на берегу. Самой крупной ошибкой, конечно, следует считать отказ от активного выступления флота вообще. Но раз она была сделана, то затопление судов и заграждение прохода к концу обороны можно назвать вполне удачной мерой.

    С этого момента чрезвычайно затруднялась, если не становилась совершенно невозможной, атака и взятие судов, стоявших на шпрингах и защищавших проход. Для последнего периода обороны эту меру можно признать даже мудрой, но она была принята слишком рано. Ее следовало привести в исполнение лишь тогда, когда не было бы ни малейшей возможности к активному использованию флота.

    Только достигнутая, благодаря флоту, безопасность тыловых сообщений позволила союзникам довести длительную осаду Севастополя, получившуюся вместо захвата его с хода, до успешного конца. Все попытки России разбивались о господство на море ее противников. Даже на Кавказе русские добились только одного успеха — взятия у турок Карса, после чего они выказали большую склонность к заключению мира. То, чего не мог достичь Наполеон I в сухопутной войне с полумилионным войском, здесь было достигнуто в три раза меньшими силами благодаря содействию флота. И в данном случае это было не только то давление, оказываемое флотом, даже без активных действий, какое он продемонстрировал, например, в той же войне на Балтике, где одно его присутствие приковывало к месту большие массы войск.

    Характерным для этой войны является то, что главной задачей ее было взятие приморских крепостей, правда, потому, что в них находились сильные неприятельские эскадры. Ни в одной из других морских войн это обстоятельство не выступает так ярко, но и здесь высказалось влияние коалиционного характера этой войны.

    Выводы, которые можно сделать, сводятся к следующему: флот союзников был недостаточно силен для большой войны; технически он не бы подготовлен к особой обстановке данной войны. Отсутствовала рациональная и, с военной точки зрения, дальновидная судостроительная политика; общая подготовка была совершенно неудовлетворительна, сведения о театре военных действий и о силах противника весьма недостаточны; офицеры совершенно не умели составлять донесения и доклады; как инструкции центральных учреждений, так и самый метод командования были очень несовершенны. Все недостатки коалиционных морских войн ясно проявились и в данном случае: отсутствие общего начальника вредно отразилось на всем ходе операций с начала до конца, часто постороннее вмешательство ставило под угрозу все дело. Экономия в мирное время всегда приводит к дорогой войне: стоимость сотни винтовых канонерских лодок равнялась стоимости десятка линейных кораблей. На степени энергии в ведении войны крайне тяжело отзывается чрезмерный возраст офицеров вообще и начальников в особенности.

    На юге русский флот был доведен почти до нуля, и Россия не имела права возобновлять его, но зато она стала развивать свой Балтийский флот, который уже через три года после войны насчитывал 75 паровых судов. В этой войне довольно сильный русский Черноморский флот оказался не совсем на высоте, хотя в руках решительного человека он мог бы не допустить высадки или, во всяком случае, заставить отложить ее на год. А выигрыш во времени значил все, так как русские войска вовремя успели бы подойти в Крым и к Севастополю.


    Дальше
    В начало










    Рейтинг@Mail.ru