Это было время, когда готы, имевшие наиболее сильные племенные союзы, вместе с вандалами уже прошли по всей Европе, поставив огнем и мечом на колени даже могущественную некогда Римскую империю.  Как венеты, фризы и другие северогерманские племена, готы были не только превосходными воинами, буквально рождавшимися и умиравшими с мечом в руке, но и отличными моряками. Они строили достаточно мореходные парусные суда, прочные корпуса которых представляли собой выдолбленную из толстого ствола дерева основу с наращенными кверху бортами из массивных тесаных досок, а потому легко выдерживали таранные удары римских галер Юлия Цезаря.

     Жили эти люди по законам родовых общин, изолированно друг от друга, а зачастую и поднимая меч на соседей-соплеменников. Однако, увлекаемые жаждой добычи, которую только в союзе можно отобрать у более сильного народа, они часто объединялись для больших совместных походов. Судами они пользовались большей частью для морского разбоя, относясь с презрением к морской торговле или даже вовсе не представляя себе, что это такое.

     Хальуан правил своим родом осторожно и расчетливо. Не то, чтобы он относился равнодушно к наживе, нет. Просто жена его Зига подарила ему в пору своей молодости только четырех дочерей, ставших теперь уже взрослыми.  И только через пятнадцать лет после рождения младшей дочери, Атильды, когда вождь уже отчаялся получить наследника и продолжателя рода, на свет появился мальчик. Хальуану нужно было во что бы то ни стало сохранить род от разорения, оградить его от всяческих напастей, пока малыш не окрепнет и не станет воином, достойным занять его место. Именно поэтому, да и вообще из-за нехватки в роду мужчин, Хальуан принимал участие только в тех затеваемых соседями походах, которые сулили ему большую добычу при относительно малой крови. А от участия в междоусобных «разборках» он и вовсе уклонялся под разными предлогами.   

     Эббо, правитель другого клана готов, в молодости – пособник римлян, водивший их корабли в качестве лоцмана, прославился впоследствии как отчаянный морской разбойник. На своих судах он внезапно появлялся у прибрежных селений, мгновенно опустошал их и так же быстро исчезал, оставив после себя пепелище. Немало пострадали от него и люди Хальуана.И вот теперь, уступая праву более сильного, Хальуан должен принять этого головореза Эббо с его ордой в качестве гостя в своем главном селении у впадения в море реки Ург. 

     Как только корабль Эббо появился на горизонте, сигнальщик подал знак с высокой скалы, перерубив веревку, которой он заранее пригнул к земле вершину березы.  Подобные сигнальные посты пришлось установить во всех прибрежных селениях Хальуана, чтобы не дать противнику возможность застигнуть жителей врасплох и позволить им уйти в лес или организовать оборону в зависимости от силы противника.

     Стоя на берегу, Хальуан приказал всем любопытным разойтись, оставив при себе лишь телохранителей. На всякий случай два своих корабля с воинами он держал наготове, спрятав их за излучиной реки выше по течению. Кто знает, что на уме у этого негодяя?

     Вскоре корабль Эббо уже ясно вырисовывался на фоне голубой дымки. Хальуан сразу узнал в нем самый большой из кораблей разбойника. Его неприятно удивило, что на носу и возле мачты стояли воины в полном боевом снаряжении – и это несмотря на жаркий и душный день, когда одна только холщевая рубаха прилипает к спине от пота. Воинов он насчитал двадцать пять.

     Из-за большой осадки корабль не смог подойти к самому берегу, и Эббо, стоявший на носу, спрыгнул в воду, подав пример остальным. Неспеша подошел он к Хальуану, подняв в приветствии правую руку вверх, ладонью вперед. Это приветствие, перенятое готами у римлян, было не очень-то по душе Хальуану, но долг требовал отвечать на приветствие тем же.

     Без долгих церемоний вождь пригласил Эббо и его воинов в дом, где они с шумом, бряцая оружием, уселись за длинный дубовый стол. В доме сразу и быстро запахло чужими людьми. Женщины привычными движениями расставили на столе глиняную посуду, слуги внесли давно уже жарившегося на дворе теленка, и трапеза началась. Когда Эббо и его люди явно утолили голод, Хальуан первым нарушил молчание:

     - Эббо, ты великий воин, но по какому праву ты разоряешь наши села, убиваешь беззащитных людей?

     - Вот мое право – сказал Эббо и положил на стол свой меч, криво усмехнувшись. Когда-то он пропустил удар мечом, который полоснул по шлему и повредил ему щеку, и теперь улыбка Эббо заставляла содрогнуться даже видавших виды мужчин.

     - Какой выкуп ты хочешь за то, чтобы ни я, ни мои люди больше никогда тебя не видели?

     - Ты  правильно рассуждаешь, Хальуан. Именно за этим я и приехал. Но мне не нужны ни золото, ни серебро. У меня и самого всякого добра хватает. Ты дашь мне в жены свою дочь, Атильду, и половину своих владений в приданое.

     Сердце Хальуана так и упало при этих словах. Он услышал, как у Зиги задрожали в руках миски, которые она убирала со стола. Да, это было больше похоже на предложение о полной и безоговорочной капитуляции, чем на сватовство. Не приходилось сомневаться, что Эббо очень скоро присвоит себе и вторую половину владений Хальуана, а жизнь и права маленького наследника не стоят в его глазах и черепка от разбитого кувшина.

     Но даже не это, или  не столько это повергло Хальуана в ужас и оцепенение. Отдать в лапы жестокому разбойнику свою любимицу, Атильду? Это было выше его сил.  С самого ее детства, не надеясь получить сына, он воспитывал младшую дочь как мальчика – учил плавать, грести веслом, скакать на лошади, стрелять из лука, метать копье, владеть мечом и щитом. Он безжалостно отбирал у нее тряпичные куклы и разрешал держать в руках только одну игрушку – деревянный меч, который сам вытесал из крепкого дуба.

     Он лично подобрал ей в компаньонки двенадцать девочек, таких же смелых и ловких сорванцов, как и она сама. И, надо сказать, Атильда оказалась способной ученицей. В своем умении обращаться с оружием она превзошла многих мужчин.

     От взгляда Хальуана не ускользнуло, как в темных сенях две старшие дочери шептали что-то мальчику-слуге, после чего тот быстро юркнул за дверь. Понятно, что их беспокоило, - перспектива утраты своих наделов, а значит, и шансов найти достойных женихов.  

     Однако молчание затянулось, и Хальуан произнес единственные слова, которые был в силах теперь выдавить из себя:

     - Уже поздно, пора спать. В твоем распоряжении весь этот дом.

     Он вышел, а воины Эббо начали укладываться – кто на лавках, кто прямо на полу, подстелив шкуры и положив мечи под голову.

     На следующий день Хальуан встал, когда солнце было уже высоко. В это утро ему не хотелось просыпаться. Точнее даже наоборот, уже открыв глаза он все еще хотел проснуться, встряхнуться, чтобы все вчерашнее оказалось кошмарным сном. Выйдя во двор, он сразу заметил, что даже птицы перестали щебетать, как бы оплакивая участь Атильды.

     Ели в том же доме и за тем же столом. Когда хруст обгладываемых костей стал утихать, Эббо задал вопрос которого Хальуан  так боялся:

     - Каков будет твой ответ, Хальуан?

     Еще немного помедлив, как бы оттягивая тот момент, когда нужно будет произнести те слова, которые уже никогда не вернуть назад, Хальуан сказал, сам удивившись как будто чужому голосу:

    - Приезжай за невестой с первым же снегом.

     - Ну вот, сразу бы так, - повеселел Эббо. – Я приеду с первыми желтыми листьями, и свадьбу будем играть здесь. 

     Хальуан увидел в проеме двери Атильду. Щеки ее пылали от гнева. Впервые в жизни он не выдержал прямого взгляда дочери, отвел глаза в сторону. Чем оправдает он свое предательство? Как, какими словами объяснит ей, что другого выхода просто нет?

     Эббо и его воины, грубо и глупо перешучиваясь, неторопливо шли к своему кораблю. Похлопав Хальуана по плечу, отчего у того дернулась щека, Эббо вошел в воду. Он почти уже добрел до корабля, когда из леса на полном скаку появился всадник на взмыленной лошади.

     - Стой, негодяй! – крикнул он еще издали.

     Эббо, стоя по колени в воде, повернулся к нему лицом.

     - Это он мне? – спросил он удивленно у своих спутников.

     Хальуан сразу узнал всадника. Это был Альф, одиночка, или «волк», как таких называли готы. Немногие в те времена отваживались, решительно порвав все родственные связи и добровольно лишив себя поддержки и общения с другими людьми, уходить подальше от редких селений и добывать себе средства к существованию только охотой и рыбной ловлей. Альф был одним из них. Изредка Хальуан встречал Альфа в своих владениях и даже несколько раз видел с Атильдой, но не принимал это всерьез. Зато теперь–то он понял, за кем посылали ее сестры мальчика-слугу.

     У самого берега лошадь Альфа, хрипя, буквально рухнула от усталости. Альф подошел к воде, тоже едва держась на ногах после долгой скачки.

     - Вынимай свой меч из ножен, Эббо, и сразись со мной.

     - Остынь, щенок, или мне действительно придется немного поковыряться этой штукой у тебя в кишках. – Эббо положил ладонь на рукоять меча.

     - Стой, Альф! - вмешался  Хальуан. – Эббо мой гость, и ты не смеешь поднять на него руку на моей земле.

     - Ничего, – сказал Альф, не поворачивая головы в его сторону и медленно входя в воду. – мы будем биться не на твоей земле. Берег твой, а море ничье.

     И он приготовился к бою, сжав в руках свое единственное оружие, если не считать ножа у пояса, – деревянную рогатину, с которой ходил на медведей.   

     Эббо дал знак своим воинам расступиться. Он выхватил меч и тем же движением, без замаха, слева направо рассек воздух перед самым лицом Альфа: тот успел сделать шаг назад. Эббо шагнул вперед, но и новый удар не застал Альфа врасплох. Он перехватил рогатину в обе руки и поднял над собой, приняв на нее удар тяжелого меча Эббо. Толстая рогатина, которой Альф завалил не одного медведя, с хрустом разломилась надвое, но силу удара все же погасила. Инстинктивно попятившись, на втором или третьем  шаге Альф поскользнулся на подводном камне и упал навзничь. Эббо, не давая опомниться своему противнику, сделал еще прыжок и нанес новый удар, опять сверху вниз.

     На этот раз Альф упер рогатину изломом в дно позади себя и выставил раздвоенный конец вперед, приняв удар меча в развилку. Один из рогов его оружия отлетел в сторону как щепка, но и меч изменил при этом направление. Эббо, видя, что защищаться Альфу теперь уже практически нечем, решил, что настал момент для последнего удара – колющего, то есть просто хотел вонзить свой меч в тело лежащего наполовину в воде противника, навалившись на рукоять всем своим весом.  Однако тут он допустил роковую ошибку. Обломок рогатины хоть и был отбит предыдущим ударом в сторону, но Альф быстро вернул его в прежнее положение. Эббо не заметил или не успел заметить этого молниеносного движения, поскольку находился уже в падении. Уцелевший рог рогатины вошел ему в живот и вышел со спины. С ревом смертельно раненного зверя Эббо выпустил из рук меч и повалился на Альфа. Больше он не двигался.

     Воины Эббо выхватили свои мечи и начали обступать Альфа с явным желанием изрубить его на куски. Но тут Хальуан дал знак и из засады, из-за речного поворота, вышли два его корабля. На переднем трубили в рог сигнал к атаке. Увидев, что ситуация резко изменилась, воины Эббо поспешили перенести на свой корабль тело господина и поставить парус. Они посылали проклятия Хальуану до тех пор, пока корабль не скрылся в дымке. Преследовать их своим людям Хальуан не позволил.

     - Хальуан, - обратился к вождю Альф. – Я люблю Атильду и она любит меня. Отдай мне ее в жены.

     Нельзя сказать, что в душе Хальуана не было симпатии и чувства благодарности к Альфу. Он прекрасно понимал, от какой участи избавило его появление охотника. Но отдать свою дочь, любимицу,   замуж за безродного «волка»? Нет, это никак не входило в его планы. Хальуан был прежде всего правителем, и интересы рода были для него превыше всего, даже превыше отцовсих чувств и желания сделать Атильду счастливой.

     - Вот что, Альф, - сказал он, подумав. – Ты обагрил мою землю человеческой кровью. – Он указал на бурое пятно на прибрежном песке. – Я спас тебя от неминуемой смерти, но не уверен, что через день-два эти головорезы не вернутся сюда и не потребуют у меня твою голову. Поэтому единственное, что я могу для тебя сделать, это посадить тебя прямо сейчас на свой корабль, который увезет тебя за пределы моих владений. И постарайся больше никогда не появляться на моей земле. Я отдам своим людям приказ убить тебя при первой же встрече. – С этими словами он повернулся и ушел, не удостоив Альфа больше ни словом, ни жестом.

     Приказ Хальуана был тотчас выполнен, и больше он Альфа действительно никогда не видел. Не вернулся и корабль Хальуана, отряженный увезти Альфа как можно дальше. В те времена суда настолько часто гибли от ветра и волн или от нападения разбойников, что исчезновение корабля никого не удивило.

     Переполох начался к концу следующего дня, когда стало очевидным исчезновение Атильды вместе с ее девичьей ватагой. Она и раньше надолго уходила из дома, и даже ночевала в лесу, но на этот раз сердце подсказывало правителю, что случилось нечто непоправимое.

*   *   *

     Атильда проводила взглядом корабль, увозивший ее любимого далеко и навсегда, и решилась. После всего случившегося она не могла больше оставаться в доме своего отца – человека, которому безгранично доверяла и который в трудную минуту смалодушничал, отрекся от нее. Пока народ все еще толпился на берегу, обсуждая события дня, она тихо скользнула к сараю, где хранилось оружие, сломала запор и быстро вооружила всю свою девичью свиту, не забыв, конечно, и себя. А еще через минуту тринадцать никем не замеченных фигур скрылись в лесной чаще.

     Они шли быстро и долго. Нет, Атильда не боялась погони. Просто она хотела уйти сразу как можно дальше, словно желая порвать этим все те невидимые нити, которые связывали ее с родными, с домом, с местами, где она родилась и выросла.

     Когда идти стало совсем невмоготу, сделали привал. Только теперь, повалившись без сил на траву, Атильда задумалась о будущем. Конечно, прокормиться в лесу, полном дичи, большого труда не составляло. Но ведь и лес, и вода в родниках, и дичь – все здесь принадлежало отцу. И если раньше эта мысль наполняла ее гордостью, то теперь – угнетала. Уйти в чужие владения – тоже не выход. Готы не жаловали чужеродцев. Значит, остается только одно – искать приюта в море.

     К вечеру они вышли на берег большой реки Зедар, по которой проходила граница владений Хальуана. Пройдя немного вниз по течению,  Атильда нашла место, где река делает крутой поворот. Она прекрасно понимала, что корабли, идущие с верховьев к морю, вынуждены будут подойти здесь близко к их берегу,  так как у противоположного, низкого и песчаного, глубина слишком мала. Тут они и заночевали.

     Наутро, с первыми лучами солнца, Атильда спрятала своих девушек в прибрежной чащобе, расположив их цепью вдоль реки, а сама залезла на дерево, ветви которого свисали над водой. Сигналом к атаке должен был стать стон первой жертвы. Вскоре вниз по течению прошел корабль, но его Атильда решила пропустить, – слишком много на нем было воинов и слишком хорошо они были вооружены. Солнце стояло уже в зените, когда появился второй корабль. Это было как раз то, что нужно. И корабль не слишком велик, и команда беспечна. По бортам не укреплены щиты, на носу нет впередсмотрящего, хозяин и кормщик заняты каким-то разговором.

     Атильда натянула лук, прицелилась, и через мгновение хозяин на корме уже хрипел в предсмертной агонии со стрелой в горле. Пока никто не опомнился, Атильда взяла вторую стрелу, которую держала в зубах,  и пустила ее в кормщика.  Гребцы, разнеженные солнцем и тем, что по течению можно грести в полсилы, повскакали с мест. Одни бросались в воду, другие хватались за мечи, но тут же падали под градом стрел из прибрежных кустов. Через несколько секунд все было кончено. Людей спасшихся вплавь на другой берег настигли стрелы воительниц Атильды. Сама она спрыгнула с дерева прямо в проходящий внизу корабль, перешла на корму и направила его к берегу. Корабль был быстро очищен от трупов и, как ни в чем не бывало, продолжил путь с новой командой.

    Через день они были уже в море. На мачте взметнулся парус, надулся свежим ветром и погнал корабль вперед, все дальше от берега.

     Атильда основала свой лагерь на небольшом скалистом острове с удобной бухтой. На нем не было ни людей, ни зверей, ни даже растительности, если не считать мха и мелкого ягодника. Самой природой остров был создан как крепость – неприступный со стороны моря благодаря крутизне почти отвесных скал, с двумя высокими утесами у входа в бухту. На этих утесах Атильда устроила посты наблюдение за морем. К тому же остров располагался недалеко от устья реки, что позволяло Атильде установить полный контроль за движением входящих и выходящих из реки судов.

     Не один корабль погиб с тех пор в этих местах. Сдавшихся без боя разбойницы отпускали на берег, оказавших малейшее сопротивление убивали поголовно и без всяких разбирательств. Исключение делали лишь для женщин, изредка попадавшихся среди судовых команд, - их брали для приготовления пищи и оказания помощи раненым. Женщин отпускали домой, дав на дорогу припасов, а изъявивших желание зачисляли в свою вольницу. Вскоре на острове появились и первые постройки из обломков захваченных кораблей.

     Гул бортов при таранных ударах, треск разлетавшихся в щепки весел, лязг мечей, стоны и проклятия умирающих стали музыкой для ушей Атильды. Она дышала всем этим как воздухом, и чем больше, тем сильнее и непреодолимее становилась властвовавшая над ней жажда новой крови. Даже не столько крови, сколько желание силой доказать свое превосходство.

     Слава об отчаянных разбойницах вскоре  разнеслась по всей округе  и даже в чужих землях. Атильда упивалась этой славой, и если на встречном корабле ее не узнавали издали и не спускали парус в знак сдачи на милость победителя, пощады не было никому.

     Атильда сидела в своей маленькой уютной хижине, обвешанной изнутри шкурами и оружием, когда полог у входа откинулся и вошла ее приближенная Грея.

     - Госпожа, нами перехвачено судно чужестранцев. Это совсем небольшой корабль, на нем было всего девять воинов. Все они бились до последнего и были убиты нами, кроме одного. Оставшись в живых последним,  он хотел утопить в море вот это. – Грея положила на стол свиток из мягкой кожи с каким-то рисунком, выжженным, по-видимому, острым раскаленным предметом.

     Атильда поняла, что изображена на нем была линия берега и очертания близлежащих островов.  Тонкие черточки, подходившие к жирной, изображавшей морской берег, без сомнения это реки. Она слышала от отца, что еще римляне пытались составить чертежи двух морей, лежащих по обе стороны от Ютландии, - Остзее и Вестзее, то есть Восточного и Западного.

     - Приведи его ко мне, – сказала Атильда.

     Грея, кивнув головой, бесшумно исчезла и так же бесшумно появилась, ведя перед собой рослого юношу со связанными руками.

     - Кто ты и что привело тебя в наши края?

     Незнакомец молчал. Атильда повторила свой вопрос на нескольких наречиях, которые знала. По глазам она видела, что пленник лишь делает вид, что не понимает. Видимо, какая-то тайна связывает его уста. Атильда задала еще несколько вопросов, но результат был все тот же – молчание.

     - Видит бог, я не хотела твоей смерти, однако теперь ты умрешь. Увести его.

     - Придет время, и ты пожалеешь об этом, - произнес юноша спокойно, не повышая голоса, и по спине Атильды пробежал холодок.  – Мой господин – великий воин Хуго. Его боятся и уважают все. У него много кораблей и воинов.

     Атильду поразило не то, что юноша вдруг заговорил, а его уверенность в неотвратимости возмездия. Эта мысль ей и самой  часто приходила в голову. Пролитая кровь никогда не остается безнаказанной. Сила рано или поздно встретится с еще большей силой и будет сокрушена, если не покорится ей. Все это она с детства усвоила от отца. И вот теперь Атильда впервые встретила врага, который, даже будучи обезоружен и поставлен на колени, не молил о пощаде и не изрыгал проклятия. Тех и других убивать было легко. Но этого, сохранившего рассудок и человеческое достоинство даже когда его жизнь уже не принадлежала ему, – рука не поднималась.

     - Ну что ж. Будь по-твоему. Возвращайся к своему господину и передай, что я, бесстрашная Атильда, скоро приплыву к нему, чтобы посчитаться жизнями.  Я вызываю его на бой. И пусть с ним будет столько воинов, сколько поместится в самом большом его корабле. Столько же будет и у меня.  Мы выступаем через семь дней. Тебе вернут твой кораблик и дадут припасов на дорогу. Команду себе наберешь в пути.

     - И ты даже не спрашиваешь меня, где искать Хуго?

     Атильда усмехнулась и, кивнув на свиток, лежащий на столе, ответила:

     - Он приведет меня.

     Она давно поняла, что перехваченный отряд был послан Хуго для того, чтобы разведать незнакомые берега и нанести их на карту. Линия морского берега на свитке кончалась неподалеку от острова Атильды. Значит, начиналась она там, где отряд пустился в путь – около логова Хуго, и ей предстояло проделать обратный путь, сверяя его с этим бесценным куском кожи.

     В эту ночь Атильда долго не могла уснуть. Что заставило ее бросить вызов еще более могущественному и удачливому разбойнику, чем она сама? Тщеславие? Нет, славой она уже пресытилась. Желание в очередной раз испытать себя, свою отвагу, силу и ловкость? Тоже нет, таких случаев было уже предостаточно. Душевного равновесия, которое обычно приходило к ней перед боевым походом, как не бывало. Атильда вышла из хижины и посмотрела на луну. Ее медно-красный цвет не предвещал ничего хорошего.

     Так и не сомкнув глаз, рано утром Атильда вошла в шалаш, который занимала ворожея и прорицательница Ико. Судьбу или ближайшее будущее она бралась предсказать довольно редко, но почти всегда ее предсказания сбывались. Зато ворожбу Ико ценили все в лагере Атильды. Терпеливо дождавшись, пока женщина окончательно проснется, Атильда заговорила:

     - Скажи, Ико, почему на душе у меня так неспокойно? Что сулит нам предстоящий поход?

     - Не волнуйся, дитя мое. В полночь я разговаривала с духами наших предков. Они сообщили мне, что это будет твой последний поход. В бою ты навсегда потеряешь свой меч, но взамен обретешь душевный покой. Нет, ты не погибнешь. Твою жизнь охраняет бог Вотан, а всякий, кого защищает небо, будет жить долго и счастливо.

­

     Теряясь в догадках от такого предсказания, но все же немного успокоившись, Атильда пошла отдавать распоряжения о подготовке к походу. Предстояло осмолить корпус ее лучшего корабля, подновить снасти.

     Через одиннадцать дней после выхода в поход, когда до мест, где разбойничал Хуго, по расчетам Атильды оставалось не больше двух дней пути, на горизонте появился большой корабль. Он мчался навстречу под парусом и на веслах.

     - Ого, - сказала Атильда не то Грее, как обычно стоявшей рядом с госпожой на носу, не то самой себе. - Похоже, Хуго торопится устроить нам пышную встречу. Всем приготовиться к бою!

     На расстоянии полета стрелы Атильда уже хорошо различала стоявшего на носу вражеского корабля Хуго. Его доспехи сверкали на солнце, на голове был шлем, закрывающий лицо. Атильда вскинула лук и быстро, почти не целясь, пустила стрелу туда, где шлем уже кончается, а панцирь еще не начинается, - в шею. Однако это ее молниеносное движение не ускользнуло от внимания Хуго. Он резко качнулся всем телом вправо, и стрела прошла у него над левым плечом, вонзившись в мачту. Корабли так быстро неслись навстречу друг другу, что пустить вторую стрелу Атильда уже не успевала. Она отбросила ненужный лук и выхватила меч, приготовившись, как только позволит расстояние, прыгнуть на корабль Хуго, увлекая своих воительниц личным примером в схватку.  Когда корабли почти сошлись бортами, Хуго вдруг снял шлем, и Атильда, в этот миг уже прыгнув, очутилась в объятиях своего любимого – это был Альф.      Так и застыли они, прижавшись друг к другу, на глазах у изумленных, ничего не понимающих команд обоих кораблей. Меч выпал из руки Атильды и, бесшумно скользнув в воду, камнем пошел на дно.

     Альф рассказал всем, как был выслан Хальуаном из своих владений, сменил имя и уговорил команду отвозившего его корабля заняться морским разбоем.

     А через день молодые люди сыграли свадьбу ко взаимной радости обеих команд. Став мужем и женой, они оставили былой промысел, поселились на берегу красивой реки в Восточной Фландрии (ныне Бельгия) и прожили там долгую и счастливую жизнь.

     Сага рассказывает, что правнук Альфа и Атильды стал именоваться Герард Кремер, или Герхард Меркатор (и германская, и латинская фамилии означают «купец»), и стал знаменитым картографом, который издал «Атлас, или Космографические соображения о сотворении мира и вид сотворенного» в двух частях, содержащий около 80 карт мира и отдельных регионов». В том числе перу Меркатора принадлежат самая полная и самая точная на тот момент карта Европы и самая первая карта России.   С тех пор термином «атлас» называют все собрания географических карт. Эпитафия на его могиле в городе Дуйсбурге гласит:

     «Кто бы ни был ты, прохожий, не бойся, что этот небольшой ком земли давит, как груз, на погребенного тут Меркатора, ибо вся Земля не бремя для человека, который, подобно Атласу, нес на своих плечах всю ее тяжесть».